Анна Ло - Бог умер, да здравствует Бог

– Да, я тоже это заметил, – кивнул Борф. – Она всё время молчит как одержимая, но не буянит, и моему осмотру не сопротивлялась, значит, дело не в болезни. Скорее всего, она просто прибыла из другого края и с нашим языком не знакома, так бы уже давно заговорила, связки-то у неё в порядке.

– Может, у неё горе какое случилось, погляди какая грустная, – старушка беспрепятственно погладила девушку по мягким волосам. – Ой, наверное, погорелица! Я слышала от Марфы, что в Холгое деревни горят, вот беженцы и бродят по округе, заходят на наши территории и просят милостыню.

– Не исключено. Хорошо, что она не пострадала телом, а ошалелость вылечить не трудно, только времени уйдёт много, – Борф устало протёр глаза и тяжело вздохнул. – Столько больных в последние годы, будто эпидемия какая, и все то безумны, то одержимы. Слабая нынче молодёжь пошла.

– Не то слово! Балуют их, особенно у знатных особ, их дети вообще от рук отбились, ездят по деревням на своих конях как дикие духи, страху на простой народ нагоняют! – старушка, с хрустом поднявшись с колен, принялась громко ворчать. – Ох, снова проблемы на нашу голову сваливаются. Нет покоя в этом доме.

Борф ей не ответил, а Дилфо не смел даже головы поднять, но старушка и не искала у них ответа на свои причитания. Она закончила с осмотром незнакомки, успокоилась, когда поняла, что ничего серьёзного она из себя не представляет, а потому решила вернуться к своим домашним делам, но все же, для пущего эффекта, не переставая ворчать.

Старушка, слегка качаясь из стороны в сторону, словно гусыня, двинулась к лестнице, с кряхтением поднялась по ней, ненадолго осветила подземную комнату ярким солнечным светом, а затем, закрыв люк, возвратила в комнатку нарушенный было покой.

– И что теперь с ней будет, батюшка? Ты же не бросишь её на улице совсем одну? – Дилфо поднял свои жалостливые карие глаза на отца. Тот, немного подумав, медленно кивнул.

– Конечно, не брошу. Какой я целитель после этого, если буду нуждающихся в помощи прогонять. Иди, скажи бабушке, чтобы она подготовила девчушке постель. Поживём пару деньков, там, глядишь, и в чувство придёт.

Дилфо согласно кивнул, былая печаль сошла на нет, его румяное веснушчатое лицо озарилось счастливой улыбкой, и он бросился наверх сообщить бабушке решение отца.

Девушка без интереса проводила мальчика взглядом, а затем снова уставилась в стену. Наступила тишина, нарушаемая только топотом ног наверху и стонами раненого всеми забытого старика.

Борф задумчиво разглядывал незнакомку и глаза его потихоньку тускнели, а морщины проступали всё глубже. Он потёр переносицу и глубоко вздохнул.

– Имя-то у тебя есть? – Борф задал вопрос скорее себе, чем девушке, так как она даже голову к нему не повернула. – Надо же как-то тебя называть.

Борф поднялся со скамьи и, приблизившись к незнакомке, склонился над ней, та подняла глаза и наклонила голову, как бы прислушиваясь к нему.

– Раз ты не местная, то носишь неизвестное мне имя и догадаться я не смогу. Так что, давай-ка попробуем по-другому, – Борф ткнул себе в широкую грудь тонким пальцем, по слогам растянул своё имя, а затем указал ладонью на девушку. Та на удивление быстро отреагировала, коротко произнеся мягким, но несколько хрипловатым голосом:

– Ючке.

Борф не ожидал такого удачного разрешения обстоятельств, а потому на мгновение опешил, но вскоре ответил на представление:

– Очень приятно, Ючке, – он тепло улыбнулся, девушка слегка улыбнулась в ответ. Но сиреневые глаза её, неестественно тусклые, оставались безжизненными, и Борф, не выдержав странного ощущения, которое дрожью пронеслось по его телу от этого взгляда, неожиданно для себя отвернулся и возвратился к больному, не решаясь больше обернуться на Ючке.

Горф кряхтел, не переставая, на его повязке проступили свежие пятна крови, а по лицу поползли липкие капли пота. Старик дрожал, глаза его закатились, а изо рта тонкой струйкой потекла густая слюна. Борф спокойно обмакнул чистую тряпку в миску с едко пахнувшей жидкостью и осторожно провел ею по лицу и шее больного. Тот ещё какое-то время содрогался всем телом, но затем, судорожно вздохнув, притих, смежил веки и уснул беспокойным сном. Борф сменил повязку старика на новую, ещё раз протёр его лицо мокрой тряпкой и принялся смешивать травы, разбросанные по столу, в лекарственную смесь.

За работой он не заметил, как за ним все это время пристально наблюдала из угла комнатушки девушка, сиреневые глаза которой тускло светились в полумраке.