Минди Арнетт - Оникс и слоновая кость

– Так это твое? – поинтересовался придворный.

Кейт наклонилась, подняла лунный пояс и непослушными пальцами запихнула в карман. По ушам ударили возгласы зевак, заставившие ее покраснеть еще сильнее. Стараясь не прислушиваться, она выпрямилась и вскинула подбородок.

Ей нечего стыдиться. Она больше не та девочка, которой нужно заботиться о своем добром имени. Почему бы ей и не завести кого-нибудь «для утех», как выразилась Сигни? Не обрести толику плотского удовольствия? Она всего лишь Кейт Брайтон. Почтарка.

«Я – Изменница Кейт» , – мелькнула мысль. В кои-то веки прозвище придало сил.

– Спасибо, милорд. – Кейт вновь поклонилась, порадовавшись, что голос не дрогнул.

Придворный широко улыбнулся. К неудовольствию Кейт, он был таким же красавцем, как и принц. В левом ухе сияла серьга с чарокамнем. Любопытно, на что она зачарована?..

– Не за что, – ответил всадник. – Успехов тебе – как на почтарском поприще, так и на прочих.

В толпе громко захохотали, поняв намек, отчего сокол на плече придворного беспокойно затрепетал. Кейт исподтишка взглянула на Корвина. Его лицо оставалось непроницаемым, однако в глазах горел холодный огонь.

Ей опять захотелось воспользоваться магией. Она легко могла вспугнуть лошадей, и все эти лощеные хлыщи превратились бы в неуклюжих раззяв, безуспешно цепляющихся за седла. Никто и не поймет, что это ее рук дело. Кони пугливы по своей природе и чуть что – встают на дыбы.

И тут она заметила магика, ехавшего в конце процессии. Мейстер. Лицо полностью скрыто белой маской, на плечах – синяя мантия, знак принадлежности к ордену Защитников, самому влиятельному и опасному. С пояса магика свисала булава, инкрустированная чарокамнями, какую носили все магики, независимо от цвета мантии – зеленого, коричневого, красного, белого или золотого. Был среди этих камней и тот, который вспыхивал в присутствии дикой магии.

От страха гнев Кейт испарился, словно ледяной водой плеснули на раскаленное железо. Она отчетливо, будто наяву, услышала слова отца: «Никогда, слышишь, никогда не пользуйся своим даром на глазах у других. Поняла, дочка?» Она похолодела, сообразив, что едва не нарушила запрет. Сделай она это – и неудачно начавшееся утро обернулось бы подлинной бедой.

Колокол громко пробил восемь, подводя черту. Все, она опоздала, окончательно и бесповоротно. В последний раз бросив мрачный взгляд на принца, Кейт резко развернулась и зашагала прочь, чувствуя, что внутри нее лопнула какая-то струна.

Утро действительно наступило слишком рано. Лучше бы ему вообще не наступать.

БЕЗ ПРИКЛЮЧЕНИЙ ДОБРАВШИСЬ вместе со своим эскортом до южных ворот Фархольда, принц Корвин перевел дух. По сторонам ворот стояли два изваяния сов – символы богини Фарры, святой покровительницы Фархольда. Раскинутые крылья птиц образовывали арку для прохода. Стены этого отдаленного городка прославились на весь Иней: пятидесяти футов высотой и десяти толщиной, да еще скрепленные железными балками.

Сильнее размеров стен впечатляло лишь количество амбразур со страж-камнями. Между амбразурами было не больше четырех футов. Основатели Фархольда серьезно подошли к защите города от ночных дрейков. «И чересчур самонадеянно» , – подумал Корвин: заговоренные чарокамни светились едва ли в одной из трех бойниц. Какие-то сияли ярко, подобно полной луне, другие были едва различимы в лучах утреннего солнца. Имела ли казна Фархольда хоть когда-нибудь средства на покупку чарокамней для всех амбразур? Если зарядить их все, зрелище, должно быть, будет невероятным.

Корвин был рад отвлечься на что угодно, только бы вытравить из головы мысль о Кейт Брайтон. Она здесь, в Фархольде, и это его тревожило. Принц и не надеялся увидеть ее вновь, хоть и думал о ней за последние три года немало: где она, чем занимается…

Вспоминает ли о нем?

Что же, теперь у него были ответы, по крайней мере, на некоторые из этих вопросов.

Ее называли Изменницей Кейт. Сожаление пополам с виной сжало его сердце. А Кейт по-прежнему красива: волосы цвета воронова крыла, золотистая кожа, огромные янтарные глаза. Разве что стала чуточку старше, взрослее. Когда он видел ее в последний раз, ей было шестнадцать, ему – семнадцать. Теперь Кейт уже девятнадцать – настоящая женщина. Корвин припомнил живую, откровенную и порывистую, словно летняя гроза, девочку, скорую на смех и на слезы. Теперь Кейт исхудала и выглядела изнуренной. Отвердевшей, словно вываренная для доспехов кожа.