Ирина Котова - Королевская кровь. Огненный путь

– Ты славный воин, Седрик, но и у меня рука пока сильна, – усмехнулся первый, – меч удержит. Пробудешь там год, может, два – сколько понадобится, чтобы объехать все города Владык и понять их уклад. А будешь в Тафии, пойдешь в их университет: давно хочу наш сделать таким же славным, как у драконов, вот и разузнаешь для меня, как что там устроено.

Искорка в свече на искусно сделанном столе из черного дерева беспокойно шевельнулась, свеча вспыхнула, осветив два лица. Еще юное – нет, наверное, и восемнадцати лет – Седрика-Иоанна Рудлога. И тяжелое, заматеревшее – отца его, Вельгина.

– За тобой пущу корабли по океану, пройдут по реке Неру и будут ждать сколько нужно в Тафийском порту; на них и вернешься, когда увидишь все, что нужно. Это оговорено.

– Да, отец, – Седрик едва заметно склонил голову в знак покорности, хотя лицо его было мрачным и сердитым.

– С тобой полетит широкое посольство, бери и гвардию свою – негоже королевскому сыну без свиты. Довольно они пили твою кровь; теперь запечатлены и в чужой стране прикроют, если понадобится. До конца жизни не будет вернее у тебя людей.

И опять Седрик склонил голову.

– Да, отец.

Взметнулось пламя костра – то во дворе огромного дворца в Лонкаре жарили мясо, встречая высоких гостей. Полетели искры, и среди них одна – живая, маленькая. Высоко взлетела: все видно с небес, все слышно.

Владыка Владык, Терии Вайлертин, устроил пир, чествуя посольство из Рудлога, и юный Седрик, сидя за столом по правую руку от огромного красноволосого дракона, пил вино и посматривал на окружающую роскошь.

Были здесь и Владыки других городов, и прекрасные драконицы, смелые, не склоняющие голов – в отличие от женщин Рудлога, – и видели они силу сына Красного, и взгляды их горячили кровь.

Жарко было этой ночью в Песках, и вовсю били фонтаны, и ворочалась на горизонте далекая гроза, и пахло зеленью и близким морем. Прекрасны и свежи были Пески, и сердце королевского сына, привыкшего к битвам и стали, смягчалось – не мог он не любоваться окружающим великолепием.

Обилен и шумен был пир – а Седрик и Терии вели неспешные разговоры, как равный с равным, и благосклонно слушали они песни сладкоголосого барда Мири, и с азартом наблюдали, как гвардейцы и драконы меряются силой, испытывая друг друга в поединках.

Сильны были пришедшие из Рудлога, но не уступали им и драконьи бойцы. А в конце встал из-за стола высокий дракон-воин, перебросил красную косу через плечо и крикнул:

– А кто против меня осмелится встать? Кого поучить сейчас, на славном пиру?

Замолчали и люди, и драконы. Слава Четери, Мастера клинков, гремела по всей Туре, и не было бесчестьем проиграть ему – ибо никто до сих пор не мог его победить.

Один за другим стали выступать вперед воины из рудложской гвардии – и драконы тоже кланялись, просили дать им бой. И под короткий мотивчик, наигрываемый Мири, великий Мастер, быстрый, как молния, и такой же смертоносный, сразился с каждым – и никто не продержался против него до окончания мелодии. Кроме Нории Валлерудиана.

Искорка в небе задрожала, спустилась вниз звездочкой, засияла радостью и тоской.

Такой же, как сейчас, только в зеленых глазах нет смертной печали, воспоминаний о боли. Такой же – но выглядящий куда младше, беззаботнее и веселее, хотя и чувствовались от него знакомые прохладные волны силы, и виднелась в глазах мудрость.

– Мой сын, – с затаенной гордостью сказал Терии Седрику. – Владыка Истаила. Он и его брат будут сопровождать тебя по Пескам. Придет время, и он станет Владыкой Владык; и как вам нужно узнать нас, так и ему будет полезно узнать вас за время твоего пребывания здесь.

Славным был этот поединок, но и Нории упал, обливаясь кровью, – со смехом помог ему подняться Мастер клинков, похлопал по плечу. И зарычал, оглядывая всех безумными глазами:

– Неужели никого не осталось? Неужели больше никто не порадует Владыку и Седрика?

И тогда выступил вперед долговязый юноша, и снова затрепетала искорка, но уже от печали – это был Марк Лаурас, убитый Четом в ее страшном сне. Он поклонился с почтением, поднял слишком большой для него меч – и начался бой.

И преобразился нескладный парень. Зажглись глаза его тем же вдохновением, что сверкало во взгляде Четери. И был поединок так красив, так совершенен и длился по сравнению с другими почти вечность, что замолчала давно музыка и стихли разговоры, а сталь все звенела, и юный гвардеец все стоял против Мастера. Но не выдюжил – упал, пропустив удар, – и Четери сам залечил его раны, поднес ему чашу с вином и подошел к столу, где сидели Седрик и Терии.