Елена Версэ - Пыль, пепел, кровь и песок

Теперь все были довольны: лицо отца светилось тихой радостью и воодушевлением, новоиспеченный муж надулся от осознания собственной важности, и лишь новообретенная римерианка и молодая жена не выглядела хоть сколько-нибудь счастливой. Ладно, счастливой… Но что творилось с ее лицом! Она напоминала Сына Вечности, лишившегося полученной с момента рождения силы в самый разгар боя с врагом. Наблюдая за ней, Чиаро и сам не понял, как смог уловить ту беззащитную надломленную красоту и беспомощно плескавшуюся в глазах муку.

Кто-то сунул в руку молодой супруге ветку белой лилии, но она то ли не успела ее удержать, то ли не смогла, и цветок упал прямо ей под ноги. Жена брата рассеянно повела ладонью перед собой, словно не ощущая окружающего ее пространства, но Чиаро уже успел прийти на помощь молодой женщине, ловко наклонившись и подняв цветок.

На какие-то доли секунды воину удалось поймать ее взгляд: смарагдовые глаза, полные скрытой боли в вперемешку с последними едва ощутимыми остатками сопротивления встретились с его глазами лишь раз.

Почему-то глубина и само выражение ее взгляда поразили воина и отдаленно напомнили ему что-то… Вот только что? Глаза загнанного смертью зверя!

А после Чиаро вспомнил. Бьющееся в конвульсиях животное с перебитым хребтом. Когда-то давно у него была собака. Он безумно ее любил, но кто-то из братьев, играясь, сломал ей позвоночник. У бедняги отнялись задние конечности, и она долго мучилась, прежде чем хозяин освободил ее от страданий. Он вызвался сделать это сам, несмотря на то, что его могли избавить от этого неприятного дела. Но почему тот злополучный случай вспомнился ему именно теперь? Ведь подобного не может повториться! Тем более с девочкой со смарагдовыми глазами…

Ночь всегда была ее сообщницей, соратницей, союзницей. Она укрывала, прятала, дарила возможность и вселяла надежду. На этот раз, очевидно, последнюю. Даже не на свободу – на освобождение. Ночь могла изменить многое, она – почти ничего. Хотя кое-что Рима [22]из рода Каэно все-таки могла.

Мать говорила ей, что она похожа на воду. Что она может проникнуть туда, куда прочим вход закрыт. То спокойная и мирная, как ручей, то неистовая и разрушающая, как ураган, вода способна точить камень, напоить страждущего или оросить землю в засуху, а если ее разгневать, обрушиться на сушу цунами и одним своим рукавом стереть с лица земли то, что согрешило, предало, забыло.

Будь у нее иной, более легкий выход, она воспользовалась бы им, не задумываясь. Какая ирония! Ее семья обменяла ее на мир, а взамен получит новую войну. Супруга Эдэрэра отдавала себе отчет в том, что ее ждет за нарушение клятвы, данной перед лицом Вечности. Дочь Суримы знала свой народ, и не нужно было быть Видящей [23], чтобы понять: после того, что она сделает сегодня, ни родная семья, ни страна, которую она подвела, не примут ее назад. Она станет для них изгоем, отступницей, врагом… Для собственного народа! Но как можно вынуть корни дерева из земли? Оставить лошадей – без бега, а птицу – без крыльев? И даже цвет волос ее не спасет. Черноволосая предательница и убийца, эгоистичная, трусливая, малодушная… так сначала скажут, а потом запишут в сакральных свитках и выбьют на священных камнях, чтобы запомнить и передать своим детям и внукам. И пусть! Никто и никогда не узнает всей правды. А возможно, отмщение за попрание кровной клятвы настигнет ее раньше, чем она посмотрит в лицо родным, и Силы свершат свое возмездие, не дожидаясь людского суда…

Глаза слегка блеснули в темноте, когда она бросила взгляд на спящего Наследника. Неужели она видит эти ненавистные черты в последний раз? Пусть даже в последний раз в своей Вечности?

Последний вздох перед тем, как переступить грань… Еще миг, и тишины не станет, она наполнится криками и кровью, а ночь будет разбита как зеркало. Но прочь сомнения, нельзя позволить им завладеть собой! И медлить нельзя – Наследник не должен пережить эту ночь. Такие, как он, не должны жить… Такие, как он, – это беда, чума, проклятие для других. Это зло, которое ходит, говорит, дышит, живет. Анзар, старший брат, баюкавший в детстве маленькую Риму на руках, понял бы ее, и мать с отцом бы поняли… Вот только смогут ли простить, так и не узнав всей правды? Неважно! Мать всегда говорила, что маленькая Рима в ответе за все, что она делает. И она ответит!

Ладонь с непоколебимой решимостью сжала рукоять узкого кинжала, медленно вынимая его из ножен.