Ник Перумов - Я, Всеслав

Так в другие времена за «ленинские комнаты» спрашивали.

Дни протекли, власти сменились, а главное – вот оно, неизменное.

Да, нету пока инквизиции. Неверие ещё не преступление, но – осуждается. «Не может тот, кто в Бога не верует, быть нравственным и честным человеком».

Ушли в глубокие катакомбы старообрядцы, которых вроде б тоже никто не гнал. Однако нет более Белокриницкой епархии, ничего не осталось на поверхности, доступного глазу. Ушли, канули на дно, растворились в восточной тайге, хотя сейчас не то время – отыщут, если захотят. Спутники, вертолёты… если не считать иного, что ощущаю я сейчас в сидящей передо мной девчушке со странными и неприятными глазами.

Да, пока не вбивают черноризцы своё учение в головы паровым молотом, обходятся меньшим: уроки Закона Божьего только для желающих (пока), молитвы опять же только для них, на горох тоже никого не ставят. И нету насилия, нет законов и указов, но как-то уж слишком рьяно потянулся к храмам народ.

А разговоры! (Я хоть и в дебрях сижу, а что на свете делается – знаю.) Раньше о таком одни только бабушки-старушки да бездельные кумушки речи вели, а теперь не стесняются и здоровые мужики, коим в самую меру об охоте, рыбалке или даже о любострастных подвигах – всё достойнее. Разговление, неделя страстная, суббота родительская, заутреня, вечерня, а ты в какую обитель, а я такой вклад за упокой сделал, а батюшка вчера на проповеди так про муслимов этих страшно говорил…

Меня это пока не коснулось. По лесным угодьям шастали только туристы, пусть даже, как выяснилось, «из обители». Единственного обитателя позаброшенного Осташёва – меня никто не трогал.

До сегодняшнего дня.

Часта борона, рано или поздно наткнётся. Мне – не армии собирать, не мобилизации проводить, всё войско моё – это я сам; так не хватит ли прятаться? Не пора ли внятно им сказать – «сюда не суйтесь»?

Могут, конечно, двинуться против меня черноризцы со всею силой – что ж, разомну кости, разгоню застоявшуюся кровь. На войне без потерь нельзя, но доверенное мне к сохранению – стоит жизней тысяч и тысяч таких, как я.

– Здесь я живу, всё точно. За домами присматриваю. Где нужно – подправлю, починю, прикрою. Отчего ж не стоять тем домам? За полями смотрю. Где что поднялось – выпалываю, вырубаю. Есть ещё сила в руках, топором махать не разучился, – я потянулся, налил себе ещё чаю, вольно откинулся. Мол, нипочём мне все ваши намёки.

– За всей деревней? – У Лики округлились глаза. – Совсем один? Избы, поля, огороды?.. А зачем, можно спросить?

– Спросить можно, – пожал я плечами. – Всё просто – жду, когда хозяева вернутся. Что ж тут странного?

– Разве ж под силу такое одному человеку?! – выпалила Лика. – Круг полей – на пять километров! Огороды – при каждом доме! Тут надо, чтобы вся деревня жила!

– Верь, гостюшка, не верь – то дело твоё. Однако я душой кривить не привык. Один я тут всем заправляю. Не должно село умирать, пусть даже люди его и бросили.

Переглянулись – нехорошо как-то, со значением. Мол, говори-говори, мы-то знаем, с какого боку подходить. Ясно, что ни единому моему слову они не поверили.

– Ежели за домом постоянно следить, не запускать – так и трудов-то особых прикладывать не приходится… – добавил я на всякий случай, хотя и так видно было, к чему клонятся мои незваные гости.

Беседа пресеклась. Они явно не ожидали, что я вдруг выложу им всё так просто, в лоб. Интересно, что теперь станут делать…

Первой поднялась Лика – судя по всему, именно она, а не Ярослав заправляла в этой компании.

– Что ж, хозяин дорогой, благодарствуем за хлеб-соль. Спасибо этому дому, пойдём ко другому…

– Да куда же вы пойдёте? Нет здесь никаких других домов. Оставайтесь. Горниц у меня две. Не стесните…

– Невместно нам в доме без святого образа ночевать, – мрачно пробубнил Ярослав, упрямо нагибая голову и зло глядя на меня исподлобья. – Без образов и дом-то – не дом, а так, четыре стены да крыша!

Я пожал плечами.

– А по мне – так если крыша над головой имеется, то и ладно. Лишь бы не протекала.

– А ведь сказано, что не хлебом единым… – Ярослав насупился ещё больше, засопел, словно бык. Лика быстро дёрнула его за рукав, мол, молчи, глупый, не время ещё, всё испортишь мне тут.

– Спасибо-спасибо, – выпалила она скороговоркой, – так и сделаем, Михаил Андреевич, не сомневайтесь… Мы тут погулять хотели бы… Рюкзаки вот только бросим – и пойдём, можно? – А сама смотрела на меня выжидательно, словно я её отговаривать собирался, за руки хватать иль ещё как-то препятствовать.