Решат Абадиев - Через тернии к звёздам

Остальные были в компании друзей.

– Ну, давай, Киран, иди уже, – с улыбкой сказал Гинак, поглаживая свою толстую щеку. С помощью глазок-пуговок они изучали поле битвы, а на самом деле там плясали чертики. А парень взял из сумки медовый пирожок, и откусил половину. Разжевал медленно и думал. Она тоже усердно трудилась головой, потирая подбородок, и закусывая губу. Вместе с Гинаком она сражалась против армии Кирана. Который был в проигрыше уже второй час – но все никак не мог закончить партию. Победа ускользала из его рук все время.

– И не мешай мне, – сказал он Гинаку. – Вычисляю комбинации.

– Конечно, куда уж…

– В общем да. А мой отец говорил: «цифры – это всё». В основе мира лежит «Основы мироздания». Знал все о цифрах и даже работал инженером в Сарабане… Но не прошел экзамен. А в итоге – не хватило денег на взятку. Я тоже буду лучше него. Бледное лицо парня было абсолютно бесстрастным и серьезным. Как будто каменное лицо. Но в этот момент Киран еле заметно кивнул – соглашаясь сам с собою – и переставил несколько фигур. Его пальцы были ровными и четкими – «не человек, а машина».

– Я шах, – сказал он и протянул мне руку. – А теперь я хочу закончить игру. Это очень мало шансов на успех. Немного погодя снова хмыкнул – мрачно, но безрадостно, а затем еще раз улыбнулся – с оттенком иронии, но беззлобно.

– Еще чего, – сказал он, усмехнувшись, – это же смешно. – И мы будем играть до конца.

– До нашего триумфа, – поправила его Лейла.

– Это точно! Атакуем с левого фланга в центр. Это шанс.

– Ну да, можно попробовать. Мы рискуем потерять элитные отряды… А их у нас осталось мало.

– Если не рискнём, то потеряем их в любом случае. Это случится в любом случае, рано или поздно.

Подошел Митай. Он стоял на берегу моря и смотрел на солнце, которое освещало его шпагу, и сам он казался стройным как шпага. Да и ростом не вышел, хотя по комплекции вполне мог бы быть.

– Ты хорошо играешь, толстячок, – похвалил он Гинака. – Очень хорошо. И хитрый, и везучий. Но.А что, давай займёмся делом. Я хочу научиться фехтовать. Ты можешь составить мне компанию? Есть запасная шпага, я не буду сопротивляться. Ты лучше, чем этот твой противник по жизни, – он приставил лезвие к горлу собеседника.

– Теперь уберём эту штуку – с ехидством проговорил Ехидный старик и подмигнул Мите. Не вижу – я думаю. – Он продолжал внимательно изучать «поле битвы».

– Ну что же, жаль. В общем-то, я уже и так достаточно долго плаваю… Ну, ладно, давай, заходи в следующий раз… Я пойду.

– Шутки в сторону! – строго сказала Лейла. – Я тебе покажу, где бааты зимуют.

– Конечно. Удача вам в войне! А вот стать императором, как мне кажется, проще, чем обыграть Кирана. А парень отошел. А ветерок трепал его каштановые кудерьки, а на совершенно чистом, вычищенном до блеска лезвия шпаги отражались небесные облака. Не далеко в тени раскидистого дерева, спал Ган. Неторопливо вытянувшись во весь свой огромный рост, он положил под голову кулак и дышал спокойно. Одной рукой держал боевую секиру. Улыбается, глаза закрыты, на лице – безмятежное выражение. Молодой человек жевал соломинку, а солнечные лучи играли на его лысой голове. Не совсем человек – скорее гигантским пещерным людоедом, выходцом из сказок. Однако цвет кожи не зеленый, а вполне обычный. Однако эта добродушная улыбка и мечтательное выражение лица вызывали доверие – «людоед» казался добрым. Или он такой только когда сыт?

– Привет, здоровяк, – сказал ему подошедший Митай. – Поупражняемся? И твоя секира – это тоже сила. А скорость и ловкость всегда побеждают, разве нет? Проверим.

– Не надо, приятель, – сказал Ган, не открывая глаз, и улыбаясь. – Уделяй Сау, не то он совсем в меланхолию ушел. Сари действительно ушел в меланхолию – лежал на мешках из соломы, и смотрел вдаль. Из-за холма открывался прекрасный вид – любоваться было чем. Мягкая весенняя хмарь окутывала землю мягким теплом весны, и словно оживала зеленые пастбища, где на ковре зеленой травы паслись стада овец. Где-то там, на горизонте за горами, возвышались заснеженные пики Седых Гор… Красота! Иногда Сау писал стихи, которые были написаны на старом клочке бумаги. На лице – букет из одуванчиков, а в глазах – мечтательность и сосредоточенность. Нет, не хорошо отвлекать, а противник он так себе. Поэт. А еще оставался только Матах. Он был очень спокоен, но в то же время напряжен. На поваленном стволе он пил чай – но зеленые глаза странно щурились и блестели. Иногда Матах смотрел на странные дымы, которые поднимались на горизонте – и почесывал затылок.