Лора Себастьян - Замки на их костях

Каждую палатку окружает группа хорошо одетых мужчин и женщин, но их лица сливаются воедино – делегации знати, присланные из каждой страны для сопровождения. Делегация из Селларии, безусловно, самая заметная, одетая в яркие цвета, некоторым из которых Беатрис даже не может придумать названия. Они выглядят достаточно дружелюбно, у всех на лицах широкие сияющие улыбки, но Беатрис лучше всех знает, что внешность может вводить в заблуждение.

Неважно, сколько раз она слышала, как ее мать обсуждает официальную передачу принцесс, внутри все еще не чувствует себя подготовленной, но старается не показывать свои переживания и вместо этого выпрямляет спину и высоко поднимает голову.

Мать в последний раз целует каждую из дочерей в щеку. Когда приходит очередь Беатрис, девушка ощущает на коже лишь прикосновение тонких холодных губ, и на этом все. Ни сентиментальности, ни напутствий, ни признаний в любви. Беатрис знает, что иного не стоило и ожидать. Она говорит себе, что ей ничего такого и не нужно, но обнаруживает, что это до сих пор проносит боль. Мать удаляется от них, оставляя трех сестер в центре поляны, в прямом и в переносном смысле пойманных между мирами.

Дафна делает первый шаг – как и всегда, сколько Беатрис себя помнит, – и с расправленными плечами и взглядом, устремленным вперед, идет к палатке Фрива. Она изо всех сил пытается повторять холодность их матери, но не может удержаться от взгляда в сторону сестер, и в этот момент Беатрис видит в ее глазах неуверенность. В эту секунду она задается вопросом, что произойдет, если Дафна скажет «нет», если откажется войти в палатку, если ослушается их матери. Но конечно нет. Дафна скорее поймает падающую звезду голыми руками, чем пойдет против воли императрицы. Подарив последнюю легкую улыбку Беатрис и Софронии, Дафна заходит в палатку и исчезает из поля зрения.

Беатрис смотрит на Софронию, которая, в отличие от Дафны, никогда не могла скрыть свой страх.

– Давай, – говорит ей Беатрис, – пойдем вместе.

«Вместе до конца» , – думает она, но не произносит эту часть вслух. Они следуют примеру Дафны, и, прежде чем исчезнуть в своих палатках, Беатрис в последний раз улыбается Софронии, но дрожащие губы сестры не могут ответить ей тем же.

Она надеется, что Софрония не заплачет перед темаринцами, ведь их первое впечатление о ней не должно быть таким, а их мать всегда подчеркивала важность хорошего первого впечатления.

Как только Беатрис входит в освещенную свечами палатку, ее окружает армия женщин, быстро говорящих на селларианском языке. Хотя Беатрис свободно на нем говорит, их речь такая быстрая и наполнена такими разными акцентами, что ей приходится внимательно слушать, чтобы понять, что они говорят.

– Бессемианская мода, – насмешливо говорит одна женщина, одергивая пышную кружевную бледно-желтую юбку платья Беатрис. – Тьфу, прямо ромашка какая-то.

Прежде чем Беатрис успевает возразить, вмешивается другая женщина, щипая ее за щеки:

– Здесь тоже нет цвета. Она как фарфоровая кукла без краски, плоская и невзрачная.

Невзрачная. Это больно жалит. В конце концов, кто она, если не красавица? Это единственное ее достоинство. Дафна – очаровательная, Софрония – умная, а Беатрис – красивая. Какая у нее ценность без этого? Но у селларианцев другие стандарты: громкая, драматичная и чрезмерная красота. Так что Беатрис прикусывает язык и позволяет тыкать, подталкивать и обсуждать ее, не говоря ни слова. Она позволяет им стянуть ее платье через голову и бросить его на пол, как старую тряпку, позволяет им расстегнуть корсет и снять сорочку, оставляя ее обнаженной и дрожащей на холодном осеннем воздухе.

Но, по крайней мере, сейчас ехидные замечания утихают. Она чувствует на себе их оценивающие взгляды.

– Что ж, – произносит первая женщина, поджав губы, – по крайней мере, мы знаем, что она ест. У некоторых из этих бессемианок совсем нет мягкости, ни груди, ни бедер, вообще ничего. Тут мне хотя бы не придется шить одежду на скелет.

Она натягивает через голову Беатрис новую рубашку и зашнуровывает поверх новый корсет. В то время как ее бессемианский корсет был затянут так туго, что она едва могла в нем дышать, этот более свободный. Кажется, он создан для того, чтобы подчеркнуть ее грудь и бедра, а не сделать их меньше.

Затем следует нижняя юбка, более объемная, чем любая из тех, что Беатрис носила раньше, даже на официальном балу. Она настолько широкая, что в ней будет сложно пройти через двери, не говоря уже о карете, но, по крайней мере, материал легкий. Даже сквозь все эти слои Беатрис кожей чувствует прохладу и шелест ветра, дующего через палатку.