Анабель Ви - Милоа – спасители Эбери. Книга 3. Милоа-возлюбленная

Меня затрясло. Сжав челюсти, я выхватила кинжал и бросилась к каганетту. Он не успел даже шевельнуться, а острие уже упиралось ему в горло.

– Знаете, что он сделал? – прошипела я, давя гневом слезы. – Знаете? Если знаете, и все равно приехали с таким предложением – вы не достойны даже поднимать на меня глаз, а ваше тело я побрезгую отдать своим собакам. А если не знаете – то как бы ваше столь ранимое сердце не разорвалось от сочувствия ко мне, когда я расскажу.

Ваш прославленный император, мальчишка, которому вы помогали вставать на ноги в тайном городе Милоа, а потом взойти на трон – этот на деле жалкий, потерявший стыд и совесть подонок, не замечающий в блеске своего величия, каким дерьмом от него несет… Которого все так славят, и которому так нравится играть в повелителя народов, на деле всегда был и останется заносчивым, безнравственным моральным уродом, скрывающим свой страх и боящимся собственной тени.

Знаете, что случилось тем вечером, когда Ваше Каганеттское Превосходительство изволило проводить меня в мои покои после праздника? Он испугался. Испугался, что я знаю его тайны, что я видела его таким, какой он есть на самом деле, что я считаю его ничем не лучше и не выше остальных. Он пришел ко мне пьяный вдрызг и изнасиловал, как одну из тех тупых сук, которые каждый вечер танцевали для вас, а потом раздвигали перед вами ноги. Он хотел тем самым доказать, что имеет власть надо мной, что мне лучше подчиниться ему. Не смог смириться с одним человеком во всей империи, который не ослеплен его императорским великолепием. Какая гордыня, какая постыдная, примитивная самоуверенность! И он знал, что я буду зависима от него в любом случае. Знал, что я буду ненавидеть его, но подчинюсь, потому что у меня нет другого выхода. Возможно, он думал, что ненависть рождает страх, которого он добивался. Или думал, что я предам его и переметнусь к Милоа, а он это как-то использует.

Вы не в курсе, каганетт? А, может, это тоже был ваш общий план? Да если бы он знал хоть толику того, что я думаю о нем, я бы давно была мертва. Я видела, как он это делает – посылает наемных убийц, проверяет на верность слуг, стравливая родственников. Меня тошнит от одной мысли, что он до сих пор сидит на своем троне и утирает всем нос.

Но еще больше, чем его, я ненавижу турмалонскую знать. Только это и спасает обожаемого вами Атамурлана. И хотя эта ненависть распространяется на весьма близких вам людей, вы вряд ли можете хотя бы представить ее причины. После того низкого поступка Атамурлана я любила только раз. И это помогло мне справиться с черной пропастью в моей душе. Это спасло вашего горе-императора от моей жажды мести. Ведь женщина в гневе – существо опасное и бьет всегда в самое слабое место. В этом уж мы мастера, поверьте. Только вот благодаря интригам вашего дядюшки меня лишили и этой любви. Вырвали из сердца, будто просто прихлопнули муху. Я даже не увидела труп любимого, да и не вынесла бы этого, наверное. Если бы в тот момент у меня была атомная бомба – я бы скинула ее на этот проклятый Турмалон. Полагаю, о земном оружии Дмитрий вам тоже поведал…

Я стояла сбоку от Амироша, все сильнее прижимая лезвие к его горлу.

– Я вас всех ненавижу. Как женщина, как каганетта, как землянка. Ненавижу за то, как вы разбрасываетесь жизнями людей, какого высокого о себе мнения, в то время как на деле остаетесь не более чем похотливыми, жалкими животными.

По моим щекам текли горячие слезы. Вся обида, боль и гнев, много лет копившиеся в душе, разом вырвались на волю, оставив после себя лишь зияющую пустоту. Я судорожно вдохнула, стремясь унять бьющую меня дрожь.

– Я не знал обо всем этом, каганетта, – тихо произнес Амирош, стараясь не шевелиться. – Понятия не имел. Пожалуйста, успокойтесь. У меня ведь тоже есть семья. Если бы кто-то такое сотворил с моими сестрами, я бы с него кожу заживо содрал…

Эти слова заставили меня осознать нелепость своих действий. Амирош вовсе не крайний, он не виноват, что в моей жизни произошли все эти события.

Я бросила кинжал и отступила. Налила себе воды, выпила, подошла к окну.

Амирош какое-то время сидел, потирая рукой горло. Он был бледен, но, надо признать, держался со всем мужеством.

Я тяжело дышала, шмыгая носом и царапая ногтями подоконник.

– Я не знал… – раздался за спиной его голос.

Он тоже налил себе воды.

– Простите меня, каганетта. Если бы я ведал, что у вас на сердце, что с вами произошло за все это время – я бы ни за что не стал врываться в вашу жизнь и делать какие-либо предложения.