Дарья Крылова - Под ледяным блоком

Многие молодые люди пытались соблазнить Адору, кто со злым умыслом, а кто просто ради забавы, но серьезных намерений создать с ней семью не было ни у одного из многочисленных её кавалеров. А потому, никому из них Адора Кабрера взаимностью не отвечала, а с теми, кто не понимал отказ с первого раза, непременно что-либо случалось неприятное. Уши отрастали похлеще, чем у слона, или квакать начинал молодой человек ни за что, ни про что.

Еще четверо детей – четырнадцатилетний Адольфо, двенадцатилетняя Ибби, десятилетний Андреас и восьмилетняя Марибель ходили в школу, но там у них все как-то не ладилось. Товарищи по классу наотрез отказывались дружить с кем-либо по фамилии Кабрера (отчасти потому, что шутки над носителями данной фамилии обходились на редкость дорого) и, хотели они того или нет, а приходилось им всем держаться вместе и особняком.

Сам же глава семьи – Армадио Кабрера был цирюльник по профессии, круглые сутки проводил он в подвале, варя кремы для бритья и после него, делая парфюмы для дам своих клиентов, но едва ли его дело приносило столько, чтобы вся семья могла есть досыта и одеваться не в одно тряпье. Однако же, то ли был глава семьи был человеком приятным в общении и имел много друзей, то ли дельцом был неплохим, но хлеб и молоко в семье всегда были.

Однако, в момент трагического происшествия с его старшей дочерью, Кабрера старшего свалила с ног лихорадка. Он уже несколько мучительных дней лежал в кровати на попечении четверых младших детей и бредил. Он все кричал, что видит пожары. Повсюду тлели пожары. Чернели выжженные равнины.

– Нет ничего важнее выжженных равнин, – прохрипел он, борясь с кашлем, и оттолкнул руку Ибби, пытавшуюся вытереть его лоб от пота.

– Выжженные равнины? Что это такое, папа? – спросила она, вглядываясь в мокрое лицо отца.

– Выжженные равнины оставляет огонь. Огонь это наша душа. Выжженные равнины – это мы.

Она не успела обдумать его слова, потому что в эту минуту в дом бегом влетела мать.

– Скорее уходим! Хватайте все ценные вещи, – воскликнула она. – Бежим. Они схватили Адору. Они видели её магию. Если не уйдем сейчас, все мы погибли.

– Что? – игравшая на полу Мирабель бросила куклу.

Андреас опустил книжку. Готовивший отцу бульон Адольфо вошел в комнату последним и застал тишину.

– Что-то случилось? – неловко спросил он.

– Адора погибла, – коротко известила мать, – я сумела бежать и у нас есть несколько мгновений, пока они допрашивают и мучают её, чтобы мы успели уйти. Я знаю свою девочку, она очень сильная.

– А как же Альфонсо? – возразил старший из оставшихся детей. – Он придет в пустой дом? К поджидающим его тюремщикам? И его убьют, как Ади?

– Конечно же нет. Я уже сообщила ему. По огненной связи. Нас ведь всех связывает огонь, Альфонсо. Адора огнем сказала мне бежать. Иначе, я бы осталась. Но она отвлекла их внимание, смогла задержать, чтобы спасти всех нас. Адольфо уже в горах, мы уходим туда.

– Огонь поведет нас, – встрял в диалог отец, садясь на кровати, – мы уйдем прямо сейчас же. Этой же ночью, пока они будут сжигать мою маленькую девочку. Мы уйдем в горы, где все эти пожары закончатся. Никто не будет сжигать ведьм и колдунов, никто не будет преследовать нас, потому что там будем только мы.

И они ушли под покровом ночи. Они оставили дом, дела, знакомых. И те, кто умели видеть и знали, подумали, что семья Кабрера поступила не так уж и глупо. Уйти от тех, кто убивает тебя едва увидев, что ты умеешь колдовать, явно лучше, чем жить в подполье и каждую минуту думать, не выдал ли чем себя. И так число ведьм в городах и селах стало убывать.

Алессандра Хосефина Эрнандес сидела в заляпанном лекарственной мазью платье и, запустив пальцы в жидкие тонкие волосы, думала о том, как она ненавидит праздники со всей их бессмысленной мишурой. Сегодня был не просто праздник, сегодня было её двадцатипятилетие, день рождения, и от этого она ненавидела все происходящее еще больше.

Родиться огнемагом в краю, полном смертоносного огня и пепла, было для Алессандры своеобразной насмешкой. Семья ее, сильных магов, но умудрившихся обеднеть из-за легкомысленного отношения к финансовым делам и привычки жить не по средствам, к суперспособности дочери относилась как к неизбежному недостатку, такому же, как ее непримечательная внешность или стремление всегда стоять на своем. Родители признавали, что дочь не слишком удалась, но, пока нет другой (а другой дочери или сына они так и не дождались), надо любить эту, постаравшись воспитанием улучшить то, что ещё возможно улучшить. Поскольку ни маленький рост, ни светлые, тонкие, «не испанские», как говорили в семье, волосы, ни пепельного цвета глаза исправлению не поддавались, все силы были брошены на корректировку характера.