– Хорошо, – кивает он каким-то своим мыслям. – Хорошо. – А после паузы упирает руки в бока и, вскинув голову, будто смотрит в самое мое нутро сквозь свою кровавую повязку. – Ну, и откуда начнешь поиски?
В этот миг в голове рождается столько вопросов, что я даже испугаться как следует не успеваю. Просто ошалело моргаю, уставившись на олвитанца, пока внутри писклявое «как он узнал?» сменяется немного истеричными «зачем он здесь?» и «что теперь будет?». Вслух я произношу лишь сиплое:
– Что?
– Поиски, – повторяет он и делает шаг ко мне, предварительно ударив по расколотому полу перед собой кривой палкой. – Ведун сказал, пришлет ведьму мне в помощь, и ты явилась. Надо управиться здесь побыстрее, я и без того ждал слишком долго.
Прелестно.
Я бесшумно выдыхаю и на миг прикрываю глаза. Толком еще ничего не ясно, но обо мне этот чокнутый слепец точно ничего не знает. Судя по всему, его сюда привело предсказание очередного шарлатана, которых – твоими стараниями – за последние годы развелось по семи королевствам как мошкары. И мне не стоит оглядываться и переживать, что вот-вот появится настоящая, посланная ведуном ведьма.
Не появится. Ни теперь, ни через неделю, ни через год. Скорее уж олвитанец и впрямь высидит яйцо.
Другой вопрос: зачем ему вообще понадобилась помощь чародейки?
Я окидываю его свежим взглядом, стараясь отринуть все еще тлеющий в сердце страх и впечатления от предыдущей встречи. Это совсем другой человек. Он слеп, навеки погружен во мрак, но не испуган. Потрепан дорогой и жизнью на развалинах дворца, но грязь и усталость не в силах скрыть горделивую осанку и повадки воина. Уверена, кинься я сейчас на него, уже на первом шаге буду сбита наземь неказистой палкой.
А еще одежда… выжженная солнцем и изъеденная морозами, латаная-перелатаная, но такие ткани я видела только в детстве, когда пряталась от тебя в сундуке с матушкиными дворцовыми нарядами.
– Твоя рубашка порвется при первом же ветерке, – невпопад говорю я, и олвитанец непроизвольно проводит рукой по груди, теребит шнуровку когда-то яркого и роскошного жилета.
– Зато я знаю, как она выглядит, – отвечает он ровно.
А я понимаю, что по возрасту этих тряпок можно определить день, когда олвитанец ослеп.
– Поиски, – резко напоминает он, не позволяя мне развить мысль. – Времени почти не осталось.
– Боюсь, тебе придется подсказать, что и как я должна найти.
Второй раз за день меня принимают за другого, и второй раз я даже не пытаюсь отрицать. Не вру, но игру поддерживаю. А ведь когда-то даже намек на подобное лукавство отзывался жжением в висках, а уж от откровенной лжи я и вовсе полыхала факелом.
Ты любила эти моменты. Подталкивала меня к ним. И с любопытством безумного ученого наблюдала за моей агонией.
Я по-прежнему жду болезненной отдачи за всякий шаг, направленный против сущности пастыря, но с каждой минутой безнаказанности эта вероятная боль все меньше меня страшит. Наверное, тебя бы разочаровала сегодняшняя я.
Я очень надеюсь, что она тебя разочарует.
Олвитанец молчит слишком долго и как-то слишком сосредоточенно. Затем что-то бормочет себе под нос, трет лоб и наконец произносит:
– Ирманский король знал, как убить эту тварь. Он что-то приготовил. Иначе с чего ей разносить этот дворец по камешку? И оно здесь, я знаю, оно все еще здесь. А как ты его отыщешь – это уже твои ведьмовские штучки. – Он усмехается, широко, надменно. – Оплата будет щедрой, не волнуйся.
Я и не волнуюсь. Точнее, не волновалась, пока он не заговорил. Теперь же с трудом сдерживаю рвущийся наружу поистине ведьмовской хохот.
Разве могло быть иначе? Разве мог слепой олвитанец явиться сюда с отличной от моей целью?
Ты ведь всегда умела заводить друзей.
– Я думала, если ваш Король очнется от чар супруги, то поднимет против нее целое войско, а не одного несчастного рыцаря, поеденного молью.
Я говорю медленно, осторожно, чтобы ни одна капля неуместного веселья не выплеснулась наружу. Впрочем, как и иные чувства – их сейчас во мне с избытком.
– Отныне он и ваш Король тоже, – все с той же усмешкой отвечает олвитанец.
– И все же… боюсь, Королева уже иссушила его рассудок, и смерть ее оставит что Олвитан, что Ирманию в руках безумца. Или вообще без всякой крепкой руки.
Понятия не имею, что за бес в меня вселился и зачем я подогреваю этот спор, но остановиться не могу. Та никчемная толика тьмы, что позволяет мне нарушать заветы света и неизменно искажает любые чары, сейчас словно быстрее бежит по венам и захватывает власть над разумом.
Читать дальше