Полина Верховцева - Одна зима на двоих

Было вкусно.... И как-то тревожно.

В этом году Ким никак не удавалось успокоиться. Сердце сжималось от тревожных предчувствий, и дурные предзнаменования виделись в каждой мелочи. В том, как отчаянно ветер бился в окна, в крике вороны, провалившейся в дымоход, в упавшем на пол ноже.

Даже на молитве, когда все стояли на коленях перед образом Трехликой Матери, в ее душе клубилось смятение. И сколько бы Ким не пыталась отрешиться, отвлечься от тревог, желанное умиротворение так и не приходило.

Хуже того, когда пришло время спускаться в подвалы Обители Сна, ее начало потряхивать. Она не могла смотреть на спокойные улыбки остальных и первые за все время, проведенное в Долине, боялась наступления зимы и того, что могло придти вместе с ней.

***

С первой звездой обитательницы монастыря отправились в Обитель Сна. Это была небольшая деревянная хижина, стоявшая чуть в стороне от жилых домов. Три окна на первом этаже и еще одно небольшое на чердаке под односкатной крышей. Со всех сторон лачуга была обвешана защитными амулетами, оберегами для отвода глаз, а над дверью белым светила печать Трехликой.

Женщины, облаченные в длинные серые плащи, входили внутрь стройной вереницей, сохраняя торжественное молчание, не торопясь, и каждая, аккуратно касалась печати, прося защиты у богини.

Ким шла следом за сонной Манилой. Та объелась, напилась и теперь слегка поматывалась из стороны в сторону, мечтая лишь о том, как бы поскорее добраться до своего миар-тана.

– Сейчас как завалюсь, как захраплю.

– Тише ты! – цыкнула на нее пожилая женщина с длинной косой.

Первый этаж был сумрачный и пустой. Под ногами скрипели пыльные половицы, где-то под потолком уныло поскрипывала невесть откуда взявшаяся цепь, а в углу зиял спуск в подвал. Оттуда лился приглушенный розовый свет и доносился тонкий аромат распустившихся цветов.

Придерживаясь одной рукой за шершавую стену, Ким аккуратно спустилась вниз, привычно испытывая трепет перед этим местом.

Под крошечной избушкой прятался огромный земляной подвал, с высоким потолком и стенами, увитыми древесными корнями. Несмотря на отсутствие окон, здесь всегда было светло как днем. Это мягкое, нежное, едва трепещущее свечение исходило от миар-танов.

Исполинские белоснежные цветы с лиловой сердцевиной, росли ровными рядами. Каждый бутон походил на колыбель – нижние лепестки образовывали ложе, а верхние куполом прикрывали от любопытных глаз. Внутри цветка как живые шевелились тычинки, тянулись к людям, реагировали на каждое движения воздуха, то раскачиваясь, то втягиваясь внутрь.

Когда-то давно этот цветок нашли в чаще, притаившейся на склонах гор, и принесли на потеху в долину. История умалчивает о том, кто первый забрался внутрь и заснул беспробудным сном на сто дней, но одна мудрая женщина сообразила, как использовать эту особенность цветка, чтобы пережить долгую зиму и укрыться от иноземных захватчиков.

С тех пор, в каждом монастыре была Обитель Сна. Скромная лачуга, не привлекающая внимания, заговоренная и скрытая от чужих глаз самыми сильными заклинаниями, а в подвале росли миар-таны, поджидая своего часа.

Послушницы монастыря холили их, лелеяли, годами ухаживали, как за самой большой драгоценность, чтобы иметь возможность спрятаться зимой.

– Завтра наступит день Слияния, и в долину придет буран. – дребезжащим голосом сказала старая йена, – Нам пора укрыться. Я желаю вам всем теплой ночи и защиты Трехликой. Встретимся весной.

Получив напутствие от матушки, Ким сняла тонкий плащ, который совсем не грел поздней осенью, но был важной частью ритуала – им предстояло укрыть корни своего миар-тана. Стащила рейтузы и отставила в сторону старенькие ботиночки. Босая, в одной батистовой рубашке, она подошла к своему цветку.

– Здравствуй, родной, – прошептала, проводя пальцами по бархатным лепесткам.

Тычинки приветственно качнулись, оплетая ее пальцы. Миар-тан узнал ее и был готов принять. Девушка аккуратно прикрыла плащом грубое корневище и забралась внутрь, чувствуя, как приятно укутывает теплом и легким ароматом. Улеглась поудобнее, напоследок бросив быстрый взгляд на Манилу, которая ворочалась в соседнем цветке.

– До встречи! – помахала ей рыжая.

– Пока.

Верхние лепестки опустились, скрывая ее ложе от чужих глаз. Очень скоро Ким согрелась. Тело, укутанное подрагивающими тычинками, расслабилось, в голове образовалась непривычная легкость, и девушка начала проваливаться в долгий сон, чтобы проснуться через сто дней, когда на дворе уже будет весна.