Сергей Савин - Агатовый зрак пустоши

– Это точно, – взгляд Кэрана заледенел, голос немного охрип. – Все не досчитались.

Долго ехали молча. Кэран сосредоточенно смотрел в одну точку, туда, где дорога смыкалась с горизонтом. Самая злая дневная жара, казалось, не беспокоила его совершенно. Все попытки разговорить его наталкивались только на односложные ответы.

– Знаешь, я всё никак не пойму одного, – Кэран вдруг заговорил, и Барджус подпрыгнул на сиденье. Слова сыпались из мечника как камнепад: за одним маленьким камешком стронулась вниз половина горы. – Почему? Почему он это сделал? Почти каждую ночь я вижу сны о том, что случилось на той дороге. Каждый раз, как закрываю глаза я вижу смерть Муары, слышу её крик, каждую проклятую ночь чувствую, как горят мои пальцы, и копьё бьёт и бьёт. И каждую ночь этот вопрос ворочается у меня в голове как раскалённый гвоздь. Ведь должна же быть причина. Хоть какая-то же должна быть! Я хочу найти его, посмотреть в глаза и спросить. Потому что я сплю всё меньше, и скоро перестану спать совсем. Я хочу знать, почему! Почему?!

Кэран выкрикнул последнее слово и замолчал. Шафрановый узор на сером сукне ходил вверх и вниз в такт дыханию. Барджус подумал, что молчание Осеннего клинка ему, пожалуй, больше по душе.

Рыбный тракт сузился и начал вилять. До Утихшей войны в этих местах было много болот, убежище редких тварей и травников-отшельников. Говорили, что местные монахи из монастыря Тамиарии Праведницы могут исцелить любую хворь, особенно по женской части. А теперь здесь песок. Фравол, гильдейский писец, как-то обмолвился что это из-за того, что море отступило, а солнце стало ходить прямо, но Барджус ему не поверил. Где море и где болота. Да и зрак Пастыря раньше также ходил, с востока на запад. Вот в то, что Пастырь обезумел, увидев, что творилось на полях войны, Барджус верил. Он и сам хорошо помнил, как огдарские теурги калили ядра в человеческой флегме, замешанной на травах, чтобы пушки брали зачарованную броню огромных жуков. От такого даже у бога зрачок вытянется и башня накренится, знамо дело.

Барджус покосился на Кэрана. Этот, наверняка, ещё и не такого повидал, оттого и молчит. Раз смог Осенний турнир взять, значит, хорошее место в армии получил, наверняка в гвардии или императорских рейтарах. А эти всегда на острие были. И под Лостромом, и на переправе через Вануру, и на Белом поле. Да только войну тащила пехота, а не эти позёры. Всегда на острие и всегда не там, где простые парни по колено в говне и крови стояли насмерть, стреляный грифон. Барджус шмыгнул носом и дёрнул поводьями, подгоняя Хомяка.

До Пальмового оазиса, хорошо укреплённого поселения, они добрались без происшествий. Здесь остановились на днёвку, пополнили запасы воды и снова двинулись в путь. Фургон тряхнуло, когда они отъехали от оазиса примерно на мушкетный выстрел. Барджус вспомнил эту яму: когда он был здесь в прошлый раз, он чуть не потерял в ней колесо. Но тогда вокруг ещё росли деревья.

Через три дня пути долина стала повышаться, иссохшие холмы с развалинами домов и мелких крепостей то и дело поднимались то слева, то справа. Однажды на далёкой возвышенности Шестипалый заметил огромный серо-белый разлапистый дуб. С веток его во множестве свисали продолговатые свёртки. На таком расстоянии нельзя было сказать, что внутри свёртков, но Барджус готов был поклясться, что дуб движется. Выяснять, что это, никакого желания не было, и уборщики поехали дальше, постаравшись до ночи оставить между собой и тем дубом максимально возможное расстояние.

Барджус пытался ещё несколько раз разговорить Кэрана, но ничего не получалось. Тот исправно выполнял все обязанности, но ни на какие темы говорить бывший герой не желал. Отмалчивался, отделывался односложными ответами, а когда Шестипалый затягивал песню, морщился.

Вскоре показался Сноградский холм. Высокий, правильной круглой формы он казался погребальной насыпью над воителем-гигантом. Ничего даже близко похожего на здания на холме не было. Сноград не зря прозвали Мерцающим городом. Его нежно-лиловые башни появлялись на своих местах только в вечерних сумерках. Тонкие изящные шпили тянулись к небесам как мелодия флейты, летящая в ночное небо: эфемерно и неуловимо. Кроме этих шпилей в Снограде не было ничего: ни домов, ни стен, ни башен. Тамошних жителей можно было встретить только если они сами того хотели. Для нежданного гостя башни оставались простым миражом.

Фургон Кэран поставил на самой вершине холма, там, где у Снограда было то, что можно было бы назвать “городской площадью”. Солнце уже начинало клониться к закату. Над холмом словно начинало сгущаться облако: незримое, не ощутимое, но тем не менее вполне реальное как покалывание на коже перед грозой.