Алиса Майорова - Наследница. Кровь демона

Можно подумать, ей самой так уж хочется быть Ричи. Элисон не желала для себя подобной судьбы. Кто в здравом уме мечтает оказаться на ее месте? Она украдкой взглянула на девушек. Разве что они. Вот эти-то не отказались бы поменяться с ней местами. Пустоголовые девицы! Они не имеют ни малейшего понятия о том, что могло бы ждать каждую из них после свадьбы с безумцем Райнером, главой самого большого и опасного клана вампиров.

А вот Элисон представляла свое будущее с ним, и внутри у нее все переворачивалось.

Служанки продолжали болтать, наперебой споря о том, какого цвета должно быть настоящее свадебное платье, пока младшая Ричи думала, чего бы ей хотелось на самом деле. Она уже знала ответ, и ей становилось невообразимо грустно, потому что никто не мог преподнести ей желаемое. Райнер подарил бы страдания или завалил подарками попроще – платьями или украшениями, – но наделить Элисон силой, способной сокрушить проклятых вампиров, он был не в силах.

– Мне представляется на вас платье розового цвета, с белым кружевным воротником и серебристыми рукавами, – мечтательно вздыхала одна из служанок, ополаскивая волосы младшей Ричи. Ее собственные – короткие и темные – производили отталкивающее впечатление.

– Дура! Все знают, что на свадьбах у вампиров невесту наряжают в алое платье, в цвет крови, которую они так любят, – похвасталась своими познаниями старшая служанка, с длинной черной косой до пояса. – Госпожа непременно будет самой красивой невестой!

Они хвалили ее, и в то же время в их голосах звучала плохо скрываемая зависть. Элисон хотела крикнуть им: «Займите мое место и забирайте все, что у меня есть! Я с радостью отдам вам все свои наряды, драгоценности и любовь старших братьев. Забирайте все, а меня оставьте в покое!» После купания ее одели в платье из голубого шелка, украшенное белой вышивкой. Снежинки из тончайших нитей блестели на длинных рукавах, достающих до пола, а подол украсили холодные серебряные розы. Восторженная болтовня служанок разбередила раны на душе у младшей Ричи, и теперь она с преувеличенным вниманием разглядывала свой наряд, пытаясь сдержать подступающие слезы.

Элисон не терпелось отослать служанок прочь. Она надеялась, что после купания и одевания девушки оставят ее одну, но, даже расчесав и уложив ее волосы, они почему-то никуда не торопились.

– Разве вам не пора? – как можно более вежливо спросила младшая Ричи, желая поскорее избавиться от их общества. – Вы сделали свою работу и можете быть свободны.

Они озадаченно переглянулись.

– Да, но… Господин пожелал, чтобы после купания мы сопроводили вас в столовую, – учтиво ответила старшая.

Элисон нахмурилась.

– Прежде мне запрещали покидать комнату. – По возвращении в поместье братья посадили ее под замок, и еду с тех пор ей приносили прямо в комнату. – Что-то изменилось?

– Господин Ричи отменил это правило. Он хочет, чтобы вы спустились к завтраку.

– Кто из моих братьев отдал такое распоряжение?

– Господин Райнер.

«Кто же еще это мог быть», – с раздражением подумала Элисон. На одно отмененное правило Райнер придумывал пять новых, еще более строгих. Эта новость не обрадовала ее.

– Благодарю вас за безупречно выполненную работу, милые дамы, но лучше вам будет оставить юную госпожу, – с вежливой холодностью произнес Советник, отворяя дверь.

Он появился, как и всегда: тихо и незаметно. Если бы старик не заговорил, никто бы и не догадался, что Лойт уже стоит на пороге. Торопливо обернувшись, служанки поклонились ему, а Элисон только кивнула в знак приветствия.

– Но господин Райнер… – начала одна из девушек, вытаращив на него изумленные глаза.

– У вас еще много работы по дому, – напомнил Советник и оглядел их по очереди. – Ступайте и ни о чем не беспокойтесь. Я сопровожу нашу госпожу в столовую вместо вас.

Перечить главному Советнику не смел даже сам Райнер, так что слова старика окончательно убедили служанок. Поклонившись Элисон, они вереницей выскользнули из комнаты.

– Наконец здесь стало посвободнее, – старик с улыбкой закрыл за ними дверь.

Он явился в своем привычном сером одеянии. На больших карманах его широкой мантии были изображены аптечные весы и циферблат часов с римскими цифрами. Элисон не помнила его ни в какой другой одежде, так же, как не помнила его молодым: когда ей исполнилось восемь, он уже был глубоким стариком. Тяжелые веки прикрывали маленькие серые глаза, и порой девушке казалось, что Лойт при разговорах засыпает. Лишенные влаги губы и квадратный подбородок скрывались под редкой седой щетиной. Щеки впали, кожа на его лице и шее обвисла, и морщины бороздили ее, делая старость еще более уродливой. Младшая Ричи из любопытства хотела спросить, почему годы так безжалостны к людям, но вместо этого упала на кровать, зарылась лицом в подушки и горько заплакала. Она дала себе слово не плакать при братьях – им ее слезы принесут незаслуженное удовольствие, – но на Лойта это обещание не распространялось.