Я. Лабух - Рат Громов и похищенные тени

Рат поднял ворона. Тот встрепенулся и быстро пришел в себя. Мальчик пригладил взъерошенные жесткие перья и почесал за ухом пса, который похоже даже понятия не имел, что одним своим появлением спас сразу две жизни.

– Спасибо, – произнес мальчик. Он все еще находился под впечатлением от произошедшего.

Ворон предпочел не задерживаться и улетел прежде, чем, заблокированная каким-то магическим образом, дверь все же открылась, а вот пес продолжал сидеть возле ног Громова, пока женский голос из дома с синей крышей не позвал его. Тогда дворняга, снова радостно высунув язык, поскакала обратно к хозяевам.

– Что ты тут вытворяешь?! – прокричал высокий голос воспитательницы. – Зачем ты убежал и запер дверь?!

Мальчик прекрасно понимал, что расскажи он всю правду, то его абсолютно точно сочтут психом. Он и сам не верил в то, что видел всего несколько минут назад. Все происходящее чудилось ему не более, чем жутким видением. Поэтому Рат ограничился следующим:

– У меня резко заболела голова и я решил, что мне срочно нужен свежий воздух. А дверь я не трогал, наверное, ее просто заклинило.

Алла Владимировна, в свою очередь, прищурилась и окинула его многозначительным язвительным взглядом.

– Вечно от тебя одни хлопоты и совершенно, совершенно никакой пользы, Рат Громов, – проворчала женщина. – Что ж, по приезду отведу тебя к медсестре, а пока садись в автобус и больше не смей выкидывать ничего подобного, иначе…

Она не стала заканчивать фразу, но подросток и без того понял, что будь они здесь одни без пристального внимания Кочевого, то на его голову тут же посыпались бы всевозможные угрозы.

Женщина важно выставила вперед длинный подбородок и двинулась в сторону автобуса, жестом призывая детей следовать за ней. Рат занял место у окна. Сердце все еще часто стучало. Он будто бы до сих пор слышал свист, переходящий в крик.

Мальчик прижался лбом к стеклу. По нему текли струи воды, но даже сквозь них, он видел, стоящего на пороге музея, Константина Романовича. Мужчина держал одной рукой большой черный зонт, а другую свободно опустил в карман брюк. Он провожал взглядом группу. Рат не мог точно разглядеть, но чувствовал, что черные глаза обратились именно на него. От этого ему стало не по себе.

Двигатель рявкнул. Громов отвлекся на звук лишь на секунду, но когда снова посмотрел в сторону здания, то экскурсовод уже скрылся. Автобус дернулся, и группа понеслась по извилистому асфальту обратно на Березовую улицу.

Уже на следующий день образ чудовища из городского музея стал постепенно меркнуть. Существо, восставшее из грязи, было настолько жутким и невозможным, что Рат всерьез стал думать, что это была лишь галлюцинация, хотя подобное заключение нисколько не радовало его. Даже наоборот – подобные видения ни о чем хорошем не говорили. Пожалуй, лучше бы монстр и вправду существовал. Не хватало только того, чтобы сойти с ума и переселиться из приюта прямиком в дом для умалишённых. О таком и думать было страшно. Потому-то Рат и старался всячески отвлечься и стереть из памяти то происшествие. Днем ему это вполне успешно удавалось, но вот по ночам он просыпался в холодном поту от кошмаров, в которых чудовище своим воплем парализует его, а затем уничтожает весь мир вокруг.

Выпал снег. Бледно-желтое солнце светило мало и совсем не грело, но, когда оно поднималось высоко в небо, на заснеженную Березовую улицу попадали его прямые лучи и она сразу же преображалась: обычно серый грязный город начинал искриться серебром. Дни стали совсем короткими и оттого казалось, что время бежит быстрее. Мальчик и глазом не успел моргнуть, как наступил январь.

Ворон тоже больше не появлялся. Впервые за несколько месяцев он ни разу не дал о себе знать. Однажды Громов слышал где-то неподалеку карканье, но это вовсе не говорило о том, что его издавала та самая птица. Мало ли воронов в Лирме?

К этому времени Ратмир окончательно уверовал в то, что происшествие в музее не более, чем его фантазия, подкрепленная головной болью, с которой он проснулся в то утро. Но тут кое-что снова посеяло сомнения в голове мальчика. Дело в том, что в приюте стали расползаться слухи, что Борис Ефимович, работник музея уже больше тридцати лет, так и не вернулся на свой пост после длительного нахождения в больнице. Он угодил в нее с сердечным приступом, но говорили, что на самом деле мужчина спятил. Он неустанно твердил об уродливом существе, выросшем из земли, которое криком погрузило его в оцепенение и довело до бессознательного состояния.