Павел Криков - Жрец Мак

Эн Каа водрузил себе на голову корону, стоя на трупе старой Эбонитовой империи. Аргезианцы присягнули ему на Драконовом поле прямо там среди павших. Своё дитя король вырезал, вырвал из трупа возлюбленной и лап смерти. И смерть впиталась корону Харлена, отравляя мраком и тьмой своего носителя, терзая не тело, но саму душу.

Минуло всего три года и Аргезия прислала своих послов. Явившиеся ко двору князья были лаконичны, а их требования просты – амаж аргезианских князей не действителен. Полная свобода и автономия для севера или война. Король не мог позволить себе новый конфликт, области и замки только-только стали восстанавливать, во многих крепостях по-прежнему нет не то что гарнизонов, но даже ворот!

Эн Каа согласился на выход Аргезии из состава королевства, следом всего через три месяца южане, без всяких церемоний прислали в сундуке вместо дани письмо, мол, мы, главы городов и гильдий южной федерации более не признаём власти над собой самозваного короля. Всякое посягательство на наши территории за рекой Вестии будет расценено как объявление войны, и снимет с нас всякую вену за последующие события.

Королевство лишилось жирного сытого юга и сильного воинственного севера, всё что осталось молодому королю это выжженная и разорённая земля. Единственное что сумел взять и удержать Эн Каа это разрушенные города и крепости, пустые деревни и сёла. У седовласого короля была одна радость – маленький несмышлёный ещё сын, но насладится жизнью Его Величеству не давали два десятка лордов, пока ещё приклоняющих колено только потому, что ни один из них не смог нанять, обучить или подготовить войско больше чем у короля…

Эн Каа боялся что правление его будет не долгим, что сын его унаследует лишь пепелище и седовласый король быстро стал тем в ком так нуждался народ – правителем и отцом. Он сутками выслушивал бесконечные вереницы людей платил по распискам уже сгинувших лордов и не всегда по его вене. Судил, выносил приговоры и вытребовал компенсации с для простых людей.

Совсем скоро Эн Каа влюбил в себя народ. Корона наконец стала принадлежать ему по-настоящему, теперь забрать её будет непросто. Его Величество, раздал вотчины и принялся отстраивать королевство. Когда же всё наладилось Эн Каа стал почти всё время уделять воспитанию подросшего сына. Отец часто ронял тогда слёзы умиляясь смышлёности мальца и горюя от того что знал судьбу принца.

Старый седой король дрожащей рукой указал в самый центр большого зала, на меч Императора, покоящийся в резной, каменной стойке на пьедестале из чистейшего белого мрамора. Когда-то давным-давно в этом помещении проходили пиры, здесь, упивались весельем лорды и леди благословенной Эбонитовой империи. Играла музыка, в золотых кубках плескалось вино, множество жаровен и свечных люстр освещали пространство. Так продолжалось долгие годы, пока всё не было залито кровью, пока Эбонитовая империя не стала прахом.

Ныне же тут, под частично обвалившимся арочным сводом в свете то солнечных, то лунных лучей, прорывающихся сквозь дыры в высоком потолке, почти всегда одиноко покоится оружие живого бога. Император сам выковал клинок, закалив дыханием своего ручного дракона. Этот меч, сразивший сотни могучих воинов, уже долгие годы, служил лишь символом. Как бы это ни было странно, символизировал он не власть, ни даже силу или жестокость, но мир. Все, кто жил в ту далёкую эпоху, когда Золотой бог ходил по земле среди смертных, хорошо помнили, что значит война…

До сих пор, десять лет спустя сюда в некрополь в столицу некогда Эбонитовой империи, каждый год приходят паломники. Нет, нет их, конечно же, гораздо меньше, чем в первое десятилетие. Императора по-прежнему помнили с его именем на устах люди делали последний вздох, скрепляли клятвы, и благодарили за удачу.

Тогда культ Золотого бога – Императора заразил все земли. В то время казалось нет ни единого места на Твине, где хотя бы один человек не верил бы в Олина, в Императора – бога, в Золотого бога, в Спасителя. Его имена звучали во всех концах света. Это было невероятное время, час заключения союзов и браков, период восстановления и укрепления всего, разрушенного в ходе бессмысленной, глупой войны. Настали годы созидания, открытий, исследований и бурной торговли, а за ними неотвратимо последовало процветание всего Твина. И всё же это место, этот храм памяти уже почти что забыт людьми…

«Болван, хоть бы отца не позорил!» – подумал молодой лорд Эн Каа о принце Маке, вовремя их первого знакомства. Если бы молодого лорда спросили тогда каково его мнение о принце, при условии, что Эн мог бы говорить открыто, он бы не задумываясь ответил: