Грей - Павшие Земли

Где-то в Хадвинне

Она открыла глаза. Тьма окружала ее слишком долго. Сколько времени прошло? Слишком много, должно быть. Забвение, бесславие, отлучение – худшие из казней. Особенно для тех, кто живет веки вечные, проживая круги страданий снова и снова среди этих кошмаров. Ты: недвижимый, погруженный в пучину мрака и голода – пленник вечности.

Она уже не ощущала своего тела и не понимала – где оно начинается и заканчивается. Казалось, вся каменная полость и есть ее тело. Она вросла в это логово, заполнила его собой и своими одинокими думами. Ее мысли походили на сны – в них тебя никто не замечал, как будто ты и не существуешь.

Существовать, есть, пить… В чем вообще смысл жизни? Зачем за нее цепляться, если тебя в конце концов ждет это… Нечто хуже смерти.

Попытка вспомнить свое имя не увенчалась успехом. Память – вязкая и тягучая точно паутина и слизь, обволакивающие здесь все кругом, не желала раскрыть ей всю картину, позволяя прикасаться лишь к малой толике обрывочных воспоминаний. Эти рассыпанные кругом крупицы не принадлежали ей одной, ими владел кто-то еще: бесчисленное и беспощадное воинство. Это их стремления и желания охватили ее. Или…

Все совсем не так. Напротив, ее чувства стали частью их сознания, ее желания направляли их. Они все действовали подобно целому – как рой насекомых. Это скопище подчиняется ей? Или ими правит кто-то еще?

Кьонт – это имя всплыло в ее разуме, кто-то подсказал, подбросил ей нужный кусочек. Так называли ее мать и отец. Так давно, так давно! Трудно поверить в реальность этих прошедших лет. И в ее совсем иную жизнь тоже верилось с трудом. Не в этом месте, а где-то далеко отсюда – не среди камней и душных пещер, наполненных скользкой влагой, плесенью и тленом. Не в этом громоздком и уродливом теле, а в другом – легком и послушном.

Кьонт. Кьонт. Кьонт.

Она попыталась произнести свое имя вслух, но услышанное повергло ее в ужас:

– Крс, с-к-с-р, крес, кренис…

Это все, что ей удалось. Ведь безо рта, языка и зубов ничего не выйдет. Ушных раковин у нее тоже нет, глухой звук слабыми вибрациями ощущался всем телом. А еще запахи… Они не хуже речей говорили о многом. Сейчас чувствовался сладковато-приторный запах смерти, разложения, хвори. Не ее громоздкое тело, а само это место больно.

Кьонт ощутила какое-то необычное движение на своем лице, когда попыталась заговорить – это оказались мощные жвалы. Они-то и издавали звуки, но обратить их в речь не могли.

Тогда она просто подумала. Теперь ясность ума возвращалась, будто мать разбудила ее на рассвете и позвала с собой на луга, чтобы посмотреть, как пасутся афиды, а она в полудреме отмахнулась от нее, хоть и осознавала – пора пробуждаться. Наступил новый день, он будет полон событий и даже приключений. Сегодня ее ждет встреча с тем, при одном виде кого, сердце бьется чаще, а мысли уносятся прочь…

Немосус…

Нем…

Немосус!

Звучал ее отчаянный зов, оставаясь без ответа.

“Я здесь совершенно одна. Уже нет его на белом свете… Может и мир тоже более не существует?”

“Нужно выбраться. Нужно посмотреть!”

Холодок обласкал ее. Сюда, в это сырое гнездилище, откуда-то проникал ветер. Он приносил запах соли и моря, свежести и жизни. С его потоками в это удушливое царствие гнили и прели возвращалась слабая надежда.

Она попробовала сдвинуться с места, но не смогла, ощутив бремя своего чрева. То, пульсируя студнем, ползло вглубь пещер. Казалось, оно и не ее часть, а живет само по себе точно гигантский червь, личинка или гусеница, которая присосалась к ее слабому и ничтожному тельцу.

Покрытое прозрачной пленкой с сосудистым узором, пульсирующее и переваливающееся, скользкое и белесое брюхо пробудилось вслед за своей хозяйкой.

В нем полно яиц. Они уснули вместе с их матерью. А теперь ее дети, услыхавшие отголоски ее пробуждения, готовы прийти на этот свет. Готовы родиться.

Пробиваясь через скорлупу своими челюстями, они – бледные, слепые и рыхлые, выползали прямо во чрево, перебирая лапами. Все это она видела, ей казалось это мерзким и пугающим, но таково рождение. Боль ее не тревожила, это происходило так естественно, являясь частью цикла, через который она уже не единожды проходила.

Кьонт попыталась вырваться из недр плена своих телес, и утроба ее послушалась, отпустила почти легко и быстро. Нужно только захотеть. Что-то менялось и в ней, и в ее продолжении. Тело-червь покрылось пузырями, лопалось от потуг ее собственных и движений существ, находящихся внутри нее.