Дженнифер Броуди - Тринадцатый ковчег

Он не просил, а приказывал — пускай и мягким, кротким тоном. Отец и дочь посмотрели друг другу в глаза, и между ними словно промелькнула искра понимания. Сари, не зная, в чем дело, испугалась. Во рту вновь стал ощущаться металлический привкус.

— Да… папа, — чуть дрогнувшим голосом ответила Элианна.

Подвернув рукав на правом запястье, она забрала у отца браслет. Повертела его, приглядываясь к золотистым бликам на его поверхности.

— Такой легкий, почти ничего не весит.

Внезапно, словно ожив от прикосновения Элианны, твердый и с виду цельный Маяк как будто расплавился и плавно раскрылся. Внезапная трансформация металла привела Сари в трепет. Элианна тоже смотрела на браслет не отрываясь.

— Давай же, — поторопил отец. — Это твой долг.

Под пристальными взглядами отца и профессора Элианна надела браслет на запястье. Как только замок закрылся, символ вспыхнул ослепительным зеленым светом. Черты лица Элианны обмякли, зрачки расширились, с губ сорвался тихий стон. Символ погас так же быстро, как загорелся. Элианна моргнула, тряхнула рукой, покрутила кистью: устройство соединилось с ее плотью, буквально вросло в смуглую кожу. Профессор, удовлетворенно бормоча себе под нос, тщательно осмотрел руку Элианны.

— Вживление прошло успешно, — сообщил он отцу девочек. — Контакт очень прочный, как мы и рассчитывали. Как самочувствие, дорогая? — спросил он у Элианны. — Голова не кружится? Слабости нет? Не тошнит?

— Немного, — прикусив губу, ответила Элианна. — В голове туман и… какая–то чехарда.

— Это пройдет, когда привыкнете к Маяку, — пообещал профессор. — Пейте побольше жидкости… Понимаю, сегодня это будет трудно сделать, но постарайтесь отдохнуть.

Похлопав Элианну по руке, он прикрыл Маяк рукавом рубашки, затем, довольный, поднялся с колен и попрощался.

— Aeternus eternus, — с поклоном произнес профессор.

— Aeternus eternus, — эхом отозвался отец. Лицо его сделалось еще мрачнее, морщины — глубже. — Да помилует нас Господь.

Профессор не ответил. Он еще раз поклонился и, шурша мантией, покинул борт. Зазвучала сирена, и замигали красные предупредительные огни. «Все вниз!» — раздался приказ. В салон хлынули морские офицеры и тут же заняли места за приборами. Двое задраили тяжелый люк, отрезав Сари и остальных от внешнего мира. Когда зашипел вытесняемый воздух, Сари внезапно поняла: земли она больше не увидит.

Заработали огромные двигатели, и субмарина стала погружаться. Она уходила все глубже и глубже, на мили под воду, в кромешную тьму.

А в это время на другом конце страны профессор Дивинус вместе с назваными братьями и сестрами в алых мантиях торопливо пересекал двор Гарвардского университета. На лацканах одеяний у всех красовался тот же символ, что и на борту подлодки. Только что закончив разговор с президентом, Дивинус нахмурился. «Время пришло», — сказал президент. Профессор знал, что рано или поздно это случится, но до последнего надеялся, что ошибался в расчетах… Виданное ли дело для ученого!

Минуя Мемориальный зал — здание–памятник погибшим во время Гражданской войны солдатам, — Дивинус вспомнил, как лет шестьдесят назад (шестьдесят четыре, сам себя поправил он) первый раз оказался в Гарварде. Тогда он был худощавым восемнадцатилетним парнишкой, полным амбиций и энергии. За прошедшие десятилетия его веснушчатое лицо высохло и покрылось морщинами, рыжие волосы побелели, но оставался таким же худым.

Дивинус с товарищами поднялся по ступеням библиотеки Уайденера — здания, давно забытого как студентами, так и профессорами: лестница местами обвалилась, колонны стали крошиться, фасад покрылся сажей.

— Полегче, Тео, — окликнул его профессор Сингх.

Пусть и не столь проворный, как в юношеские годы, Дивинус умудрялся не отставать от профессора Сингха — самого молодого из братства, сорокадвухлетнего ученого. Сингх заведовал кафедрой астробиологии и успел написать несколько книг по своему предмету, которые стали бестселлерами. Остальные одиннадцать членов братства тоже были выдающимися учеными, и все поклялись служить общему делу до самой смерти.

Поднявшись на крыльцо, Дивинус встал у колонны и обернулся: из общежитий в панике выбегали студенты. Должно быть, новости уже разошлись. Многие звонили по коммуникаторам родным и близким, почти все плакали, однако нашлись и те, кто, взявшись за руки, сидели кругом на лужайке, полные смирения перед лицом судьбы.