Андрэ Нортон - Колдовской мир [сборник litres]

Больше я ничего не помню и остаток ночи спала крепко и без сновидений. Я проснулась со смутным предчувствием, что наступающий день несет нам немало опасностей и испытаний. Хотя первые час-два после того, как мы снялись с места, я думала, что предчувствия обманули меня.

Мы продолжали ехать строго на запад. Теперь рентаны двигались не так быстро, как накануне, но все-таки поспешали, – казалось, они совсем не чувствуют веса своих седоков. Однако довольно скоро нам стало понятно, что, хотя сарны и серые больше не гонятся за нами, мерцающее облако по-прежнему преследует нас.

Я заметила, что двое зеленых, которые скакали в арьергарде, нет-нет да оборачиваются назад и всматриваются во что-то. Оглянувшись, я удивилась их тревоге – облако находилось от нас довольно далеко. Однако очень скоро я убедилась, что беспокоились они не напрасно. Невидимые щупальца дотянулись до нас, туманя разум, притупляя наши мысли, действуя на наши тела так, что любое движение давалось с большим напряжением. И даже рентаны явно начинали поддаваться этой злой силе.

Солнечный свет, казавшийся поначалу таким ярким, теперь стал бледнее и глуше, – видимо, на небе появилась тонкая дымка облаков. Холод сковывал наши дрожащие тела, словно здесь властвовал Ледяной Дракон, хотя он уже несколько месяцев назад убрался в свою берлогу.

Рентаны перешли на рысь, они задыхались, они еще пытались сопротивляться, но уже не могли бежать с прежней скоростью. В конце концов тот, кто скакал в авангарде с Кемоком на спине, громко взревел, и все рентаны остановились. Нам было слышно, как они переговариваются.

– Мы не можем двигаться дальше, необходимо заклинание.

– Заклинание! – живо откликнулась Джелита. – Моему Дару не сладить с тем, что нас преследует. Оно – порождение другой природы, других познаний. Мне не приходилось иметь дело с чем-либо подобным.

После ее слов в мое и без того окоченевшее тело вполз холодок страха – ведь я так верила, что она готова, что она сможет противостоять этому порождению Тьмы.

– Мне доступна магия воды, – произнесла Орсия. – Но, боюсь, это не то, что нам сейчас нужно. Кемок?

Он покачал головой:

– Я призывал великие имена и получал от них помощь. Но теперь я не знаю, кто может помочь нам…

И тут я поняла, что одна из всех знаю, кто встанет перед нашим преследователем. Там, на гребне холма, я призывала к нему смерть, сама не знаю почему. Сейчас я призывала его на смерть, ибо ее дыхание опалило нас, и я почему-то знала, что если кто и может помериться с ней своим могуществом, так только он. Даже великие Владычицы Эсткарпа были бы здесь бессильны.

Сейчас я его позову. И если он откликнется… тогда смерть завершит все. Так подсказывал мне страх. Обрекать кого-то на гибель… какая женщина может на это решиться? Но я уже однажды сделала это.

Однако в ту минуту не только моя жизнь была под угрозой – нужно было спасать близких мне людей, а может быть, и будущее Эскора. И я, соскользнув со спины рентана, отбежала от них, обратив лицо к невидимому.

Я позвала на помощь его, как зовут уже умершего:

– Я призываю твой стяг…

Почему я выкрикнула именно эти слова – не знаю. Но тотчас же мне в ответ на краю неба полыхнула золотая вспышка, словно возвращая солнечное тепло, которое было у нас отнято. Илэриэн стоял, не глядя на меня, оборотив лицо в сторону мерцающего облака, и в руке держал не обнаженный меч, но жезл.

Он взмахнул жезлом, как воин приветствует противника взмахом меча, прежде чем нанести первый удар. Коротким и строгим было это приветствие, такою же была и схватка, которая разразилась позади нас.

Впрочем, как происходила эта борьба, я не видела, вспышки и мерцания были столь яркими и яростными, так больно резали глаза, что мне пришлось закрыть их, чтобы не ослепнуть. Но хотя я и не видела, что происходит, сделать кое-что я все же могла: то, что Илэриэн просил у меня, когда мы бежали от Зандура, теперь я отдала ему сама, по своей воле; я отдала ему весь свой Дар, всю Силу, какую имела, опустошив себя до дна, и мне не было жаль того, что я с таким трудом обрела.

Кажется, я опустилась на колени, прижав руки к груди; я не осознавала ничего, ощущая лишь невероятную слабость и желание, чтобы все быстрее кончилось. Сколько прошло времени, я не ведала.

Наконец все стихло. Я была опустошена, и пустота эта казалась еще бездоннее, чем та, какую оставил во мне Динзиль. Даже мысленные усилия давались с невероятным трудом, и мне подумалось, что это – смерть. Но я не боялась ее, мне хотелось только покоя.