Триша Левенселлер - Клинок тайн [litres]

Так. Много. Крови.

Я крепко прижимаю руки к источнику кровотечения, прежде чем посмотреть на двух парней рядом в поисках помощи.

Мое тело содрогается, будто желает извергнуть последнюю трапезу.

Но мне нельзя ничего делать, пока Темра не будет в безопасности.

Сестра просыпается через секунду после того, как я прикасаюсь к ней. Ее крики колеблются между стонами и всхлипами, пока она пытается справиться с болью. Когда ее дыхание превращается в хрипение, слезы снова бегут по моему лицу.

– Сюда, – говорит Келлин. Он бежит по грязной дороге.

Кровотечение на руке Темры сильнее, поэтому я рискую оставить рану на боку в покое, чтобы поднять сестру в стоячее положение. От этого движения она вскрикивает, и я подавляю собственный стон.

– Не беспокойся о Киморе, – говорит Петрик. – Я присмотрю за ней. Позаботься о… – он замолкает, не в силах произнести имя моей сестры.

Я подсовываю свободную руку под колени Темры и приподнимаю ее, чтобы легче было двигаться. Я почти не слышу слов Петрика. Знаю, что мне, вероятно, следует беспокоиться, попытается ли он помочь своей матери уйти, несмотря на то, что в конце концов принял нашу сторону. Как мне хорошо известно, семейные узы крепки.

Но ничто не помешает мне бежать со всех ног, пока я не узнаю, что Темра в безопасности.

Келлин стучит в какую-то дверь и, не дожидаясь ответа, заходит. Он мало что говорит, прежде чем пожилая женщина с длинными седыми волосами, заплетенными в косы, приказывает нам опустить Темру на кровать.

Целитель просит нас вскипятить немного воды. Прежде чем повернуться, я наблюдаю, как женщина осторожно кладет руку моей сестры на подушку, прикасая при этом свои пальцы к ране.

Я выбегаю из комнаты и пытаюсь отыскать кухню в этом скромном домике. Келлин рядом со мной.

– Уверен, с ней все будет в порядке. Вот, позволь мне. – Он пытается отобрать у меня чайник.

– Иди и убедись, что Петрик не отпустил Кимору. Я сама здесь справлюсь.

– Когда она на свободе, Петрик в такой же опасности, как и мы. Он не сделает подобной глупости.

Может, и так, но я не хочу, чтобы Келлин был сейчас рядом. Мне не нужно чье-либо внимание, когда я делаю все возможное, чтобы держать себя в руках.

За разговором я разжигаю костер. Ожидание, пока вода закипит, просто убивает меня.

– Пожалуйста, иди к Петрику. Я справлюсь.

Келлин стоит там еще несколько секунд, прежде чем уйти.

Я думала, что уже пережила худшее в своей жизни. Видеть Темру такой раненной было ужасно, но держать ее, пока целитель прижигает рану, гораздо хуже.

Чувствовать, как сестра борется, слышать ее крики, знать, что я помогаю причинять ей боль.

Это ломает меня.

Позже Темра теряет сознание: лекарство, которое ввела целительница, наконец-то действует. Я прижимаю сестру к себе, обнимаю ее, пока рану на боку зашивают.

Первое, что я замечаю, когда просыпаюсь, что я больше не чувствую себя липкой от крови.

На мне свежая рубашка и брюки. Мое тело очищено от крови и пота. Но я по-прежнему чувствую себя грязной, хотя поначалу не могу вспомнить, в чем дело.

И тут я понимаю.

Вчера я убивала людей. Кимора ранила мою сестру. У меня внутри все разрывается. Каждая часть меня чувствует боль.

Повернув голову, я вижу Келлина, стоящего на коленях у кровати. Его голова, подпертая руками, совсем рядом со мной.

Когда я толкаю его, Келлин сонно открывает глаза.

– Темра? – спрашиваю я.

– С ней все в порядке. Она спит в соседней комнате.

– Кимора?

– Связали и оставили в садовом сарае моих родителей. Теперь они все знают.

Я медленно поднимаюсь. Даже от такой простой задачи мои мышцы напрягаются.

– Отведи меня к сестре.

Я следую за ним по маленькому коридору, ведущему в соседнюю комнату. Внутри целительница дремлет в кресле-качалке. Петрик спит на полу. На кровати моя сестра выглядит чистой и свежей. Ее рука и бок туго перевязаны.

Не обращая внимания на руку, которой Келлин пытается дотронуться до меня, я подхожу к Темре и ложусь рядом с ней. Провожу рукой по ее волосам, целую в затылок, прижимаюсь к ней, пока не чувствую тепло ее тела. Пока не осознаю, что она жива и с ней все в порядке.

Услышав мой плач, Петрик и женщина в кресле-качалке просыпаются.

– Она жива, – говорю я. Целительница сообщает что-то о том, что пережить первую ночь труднее всего.

– Я держу ее без сознания, – объясняет целительница, – потому что сейчас боль будет просто невыносимой. Если она начнет ерзать, кровотечение может снова открыться.