Ник Перумов - Северная Ведьма [litres]

– Я понял. – Витар нахмурился. Нет ничего хуже, чем разбирать уже работающее построение – всё равно что менять поленья в горящем костре; от любого неосторожного движения сила может ударить, заклятие – сработать, но вовсе не так, как положено. Они едва не опоздали, Ведьма успела подготовить обряд – возможно, и впрямь опасалась, что кто-нибудь может ей помешать. Все эти громоздкие построения на стенах и на полу, все эти амулеты уже не бездействовали – они накопили силу, оставалось лишь дать последний толчок. А этот великолепный камень, надо полагать, преобразовывал и направлял здешнюю сырую магию, делал её пластичнее, убирал лишние возмущения, направлял – до тех пор, пока сама Ведьма не явится. Ей-то никакие амулеты не нужны, она по-прежнему управляет силой – хоть, может быть, и не в той мере, в какой могла бы, не случись этого шторма.

– Уберём амулеты, – решила чародейка. – Без них приличной волшбы здесь не выйдет, сила начнёт истекать и всё само остановится. Расколотим их, и весь разговор… Но, сударь мой Витар… Этот кристалл, что в центре, – преступление его разбивать! Не отдадите ли вы его Орденам Корвуса? В моём лице. Разумеется, мы заплатим.

Витар засмеялся. Какая шустрая девочка! Честное слово, она нравилась ему всё больше. Амулет, конечно, был хорош – но это всего лишь очень большой кристалл-преобразователь, наверное, самый большой, какой только делала прежняя Ведьма Севера. Принципы его работы Витар понимал и смог бы воспроизвести в любой лаборатории Долины магов. Любопытный принцип, любопытный артефакт, возможно, полезный в Межреальности – но не более того.

– Я не против, только давайте обсудим цену позже. Пора браться за дело.

– Вы чудо! – Сальвия захлопала в ладоши. – Тогда берите себе восточную сторону покоя, я – западную. Гасим только те амулеты, что не в критических точках, а то поток через них идёт мощный… я чувствую.

В этом «я чувствую» была вся тоска мага, потерявшего возможность управлять силой, но по-прежнему ощущающего её биения и токи.

Витар отошёл к восточной стене, сплошь покрытой знаками и рунами, сдерживающими вторичные биения силы. Так… здесь уберём четыре амулета, а все остальные – когда перестанет работать кристалл-преобразователь.

Амулеты не отличались большим разнообразием. Птичий череп, тёмный, как видно, вываренный в каком-то алхимическом растворе, нить с нанизанными бусинами разных форм, размеров и цветов, пучок сухих трав, перевязанный ленточкой, и ещё один череп, на вид как будто мышиный, только украшенный парой миниатюрных рогов. Витар коснулся остриём кинжала птичьего черепа, примерился и одним ударом расколол надвое. Линии мигнули и замерцали.

С другой стороны покоя что-то подобное проделала и Сальвия, потому что линии замигали вразнобой, сила сквозь них потекла толчками, неровно.

– Стойте! – крикнул Витар. – Сальвия, постойте. Она не привела своё построение в равновесие, мы рискуем! Рико!..

– Я здесь. – Мальчишка зевнул. Он сидел у двери, обняв своего пса, и подрёмывал – видно, устал, бегая по замку.

– Держи ключ. Моя комната в левом крыле, вторая после поворота, напротив окна с решёткой. Принеси ларец – он на столе стоит, не ошибёшься. Только поспеши, времени мало!

Рико кивнул и кинулся вон, пёс за ним.

– Там мои личные амулеты. – Витар выпрямился. – В том числе для выравнивания потоков – иначе, боюсь, мы попросту взорвём Твердыню, ну и себя заодно.

Чародейка кивнула:

– Подождём. Хотя мне страшно, Витар… что она задумала, для чего этот… невероятный обряд? Признаюсь, когда я вчера впервые увидала те построения на равнине, у меня сердце в пятки ушло.

– Она говорила мне о мести… – начал Витар, и тут дверь с лёгким шелестом отворилась.

Только вот на пороге стоял не Рико.

– Что вы здесь делаете?! – прорычала Северная Ведьма. Именно прорычала – голос её сделался низким, рокочущим, жутким.

Сальвия вскрикнула, вскинула руки – но вовсе не для того, чтобы закрыть лицо ладонями. Миг – и два метательных ножа серебряными рыбками сверкнули в воздухе.

Ведьма лишь прищурилась, и оба лезвия рассыпались блестящей пылью у самого её носа.

Она ужасающе изменилась, это уже невозможно было скрыть и невозможно не заметить. Черты ещё более заострились, огрубели, словно из-под тонкой кожи проступал чей-то чужой, крупный и бугристый череп. В глазах горел багровый огонь. Губы кривились в безумной усмешке, волосы растрепались, на щеке – полоска грязи, которую никто не озаботился стереть.