Валерий Большаков: Новый путь [litres]

Сонно моргая, я смотрел на восток. Оттуда, просыпая секунды, роняя минуты, накатывал новый день, наступало будущее. Не удержавшись на мелкой волне пафоса, я длинно зевнул. Часа два до подъёма у меня точно есть…

Воскресенье 28 сентября 1975 года, позднее утро

Первомайск, улица Революции

Клац-клац, щелк-щелк! Дррр…

Черные клавиши «Ундервуда» мягко проваливаются под моими пальцами. Чутко дергаются катушки, перематывая красящую ленту. Серебристые рычажки бойко хлещут по бумаге, вколачивая текст.

«Аркадий Шевченко, посол и зам Генсека ООН, с текущего года – агент ЦРУ «Динамит». Особо опасен для СССР! Держит американцев в курсе обо всем, что ему известно о происходящем в Кремле. Осведомляет о советской позиции на переговорах по разоружению. Передает экономическую информацию по нефтедобыче в Союзе…»

Клац-клац, щелк-щелк!

Ноют подушечки пальцев, дрожь перехватывает нутро, но кривоватая усмешечка то и дело дергает мои губы. Сегодня у меня торжественный момент – я выдал КГБ всех предателей, «кротов» и шпионов, даже Адольфа Толкачева заложил, будущего агента «Сферу» [1] С 1979 года передавал на Запад сверхсекретные разработки в области авионики и стелс-технологии, данные о РЛС ПВО, о работе системы «свой – чужой» и пр. По словам Олдрича Эймса, агента КГБ в Лэнгли, «начнись мировая война, в воздухе НАТО имела бы неоспоримое преимущество». . Вычистил до блеска, до стерильного сияния зловонную выгребную яму. Осталось пару пятнышек подтереть…

«Альгирдаса и Пранаса Бразинскасов [2] Сын и отец, совершившие в 1970 году первый успешный угон советского самолета. Захватив «Ан‑24», они взяли в заложники 44 пассажира, ранили пилотов и убили молодую стюардессу Надю Курченко. турки освободили по амнистии в прошлом году, сейчас оба ублюдка находятся в Стамбуле. Летом 1976‑го их доставят из Анкары в Каракас, а к началу сентября спецслужбы Венесуэлы переправят парочку в Нью-Йорк. Бразинскасы разживутся новыми документами, став семейкой Уайтов, после чего поселятся в Санта-Монике, Калифорния…»

Клац-клац, щелк-щелк! Дррр… Дррр…

Бумага скручивается с барабана, ложится в скудную стопку распечаток, крапчатых от букв и цифр. Осторожно заправляю новый лист – чистый, пустой, немой.

«Верный троцкист Хрущев виновен в бесконтрольной натурализации «возвращенцев» из ОУН-УПА, в смычке националистов с партгосаппаратом. Бандеровцы засели в обкомах и министерствах УССР, совершенно безнаказанно ведя подрывную деятельность, разваливая Советский Союз изнутри. Если националистский беспредел не пресечь, на Украине сбросят красные знамена и поднимут желто-голубые…»

Клац-клац, щелк-щелк! Дррр… Дзынь!

Вздрагивающая каретка докатывается до края, злорадно звеня: «Раз-зява!» Да ладно, подумаешь – вышел за поля… Кончил же!

Всё теперь. Ближайшая операция запланирована аж на декабрь, а пока можно и наукой заняться, личную жизнь устроить.

Я нервно потер пальцы – и замер, холодея. Показалось мне или и вправду брякнули в дверь? Не дыша, не шевелясь, я напрягал слух, чуя, как вспугнутое сердце заходится в биеньи.

Послышалось, наверное… Или дворовые футболисты мяч пасанули.

«Засвечен гараж, постоянно сюда таскаюсь! – мелькает в голове. – Дождусь, что чекистов на хвосте приведу, буде «мышка-наружка» вцепится… А оно мне надо?»

Хорохорясь, выжимаю вслух:

– Ага, а еще я школу засветил, пропадаю там по шесть дней в неделю! – Горло пробрало хрипотцой. – Из дома по ночам не вылезаю…

В дверь заколотили. Я взвился с табуретки и ломким шагом, на цыпочках, просеменил к выходу. Бухавший пульс звенел в голове, пустой, как выеденная банка шпрот.

«Что делать?! Не открывать?! – восклицаю про себя. – И сколько тогда высиживать? До ночи? Или до утра? Ага… А потом выйти – и нарваться на пост наблюдения! Спокойней, спокойней, не дрожи… Гараж не обыскивали – все контрольки на месте…»

Чуть было не ляпнув: «Кто там?», я обреченно сдвинул грюкнувший засов, чувствуя на запястьях холодную цепкость наручников.

У ворот гаража топтались двое мужчин пролетарского обличья, оба в изгвазданных спецовках. Тот, что повыше, с румяным лицом Емели-дурачка, тщательно, как хирург, вытирал руки пучком ветоши, а его упитанный товарищ озабоченно листал замусоленную тетрадку, щурясь от дыма «беломорины», прикушенной в уголку рта. За ухом у него торчала шариковая ручка, красная с белым.