Валерий Большаков - Новый путь [litres]

– Мон шер Мишель, – томно воззвал Зенков, ложкой ковыряя теплый еще, поджаристый биточек, – научно-техническое творчество молодежи увядает и чахнет, как «прощальная краса».

– Во‑во! – поддакнул Андрей. – Цели нет.

Вдумчиво дожевав пирожок-кныш, я мотнул головой.

– Нам сейчас не цель нужна, а известность. Прислушиваются к тем, о ком говорят. – Я смолк с ощущением, что важная мысль вильнула хвостом и ушла в глубину. – Есть одна идейка… Стоп. А вы чего? Где инициатива снизу?

– Так мы завсегда! – преданно вытаращился Дюха. – И вообще…

– Мон шер Андрэ, всегда завидовал твоему умению емко и ясно выражаться! А какая идейка?

– Электронная почта. – Я на пальцах объяснил друзьям, что за зверь E‑mail, а по улице, словно контраста ради, прошествовала худощавая старуха с крючковатым носом и вечно поджатыми губами. Закутанная во все черное, она плыла зловещим «дореволюционным» пугалом, бросая на нас недобрые взгляды.

– Чё за ведьма? – громко прошептал Изя.

– Соседка, – боязливо ответила Настя, дождавшись, пока старуха скроется из виду. – Живет на даче, но каждый день ездит в церковь. А нас нехристями обзывает!

– Вот, взрослые вроде, – брезгливо скривил губы Женька, – а верят во всякую ерунду. И ведь не докажешь им ничего!

– А нам это зачем? – фыркнул я. – С какой стати что-то им доказывать? Пускай они обоснуют гипотезу бога, а мы послушаем!

– И вообще! – развоевался Андрей. – Отделили церковь от государства? Пора и от общества отделять! Пускай на квартирах собираются и полы лбами околачивают!

Зине антирелигиозная пропаганда надоела, и она капризно испустила:

– Музыку! Где музыка?

Изя, спешно набив рот колбасой, вылез из-за стола, вытирая руки о штаны под горестные Алькины вздохи, и вот приложился к скрипке, взмахнул смычком. Я поразился – тонкие пальцы Динавицера извлекли не жалкие взвизги самодеятельного лабуха, а музыку. Ритмы прихотливо менялись, но тема звучала единая – томные цыганские перепевы, то с налетом неуемного страдания, то шальные и страстные, зовущие вдаль, в степь, за край…

– Ай, да нэ-нэ… – заунывно тянул Изя, встряхивая кудрями.

Светлана подыграла ему на гитаре, добавляя разгульных нот, и вот вышла Рита, изображая Эсмеральду. Затянув на узенькой талии старую, вылинявшую скатерть, она закружилась в танце, сочетая изящное фламенко и удалую таборную пляску. Гибкое, сильное тело будто переливалось, следуя забористой мелодии.

Настя моя недолго держалась, тоже выбежала на травку, а Инна выступила третьей.

– Ай, красавицы! – дурачился Изя. – Ай, бахталэ ромалэ!

Девушки словно затеяли бескровный баттл – гладкие руки взлетали, шаловливо разметывая волосы, а дразнящие изгибы бедер завораживали. Инна, Рита и Настя поразили меня неожиданным и удивительным сходством – высокие, стройные, три грации улыбались одинаково дерзко, напуская на зрителей колдовскую истому и разгоняя пульс.

– Ай, чаялэ! – взвыл Изя.

Гости неистово захлопали, засвистели, словно расколдованные «цыганским» кличем. Сцедив глуповатую улыбку в ладонь, я встал.

– Хочу сказать тост! – помолчав, поднял кружку с вином. – Настя свидетель, в прошлом году мы всей семьей готовились уехать на Дальний Восток. Я очень, очень рад, что отца удалось отговорить от этой затеи, что не пришлось учиться в чужом, не родном классе. Да, вы все мне очень дороги, особенно девочки… Ладно, ладно, не девочки тоже! За вас. За всех!

– Ура! Ура-а! – тонко закричала Маша. Ее поддержали, и радостный ор разнесся по всей улице.

Лениво тявкнул соседский пес, недовольный побудкой, а сверху, словно отвечая близняшке, плавно опадало курлыканье – в ясной синеве трепетал журавлиный клин.

Тот же день, вечером

Первомайск, улица Дзержинского

– Спину ломит, руки отваливаются, – хныкала сестричка, – ноги как не родные… Так… Столько свеклы перетаскала!

– …Жаловалась доктору баба Настя, – жестокосердно подхватил я, мешая деревянной лопаткой скворчащую картошку, нарезанную соломкой.

– Издеваешься, да? – страдальческим голосом отозвалась девушка, с трудом заводя руки за голову. Со стоном прогнувшись, она посетовала: – Шея тоже болит! Сильно!

Котлеты прожарились с обеих сторон, и я плеснул в ярко-алую, подпаленную снизу сковородку немного кипятка из чайника – пускай доходят. Пар негодующе зашипел, но под крышкой сразу утих, выпуская глухое недовольное ворчание.

– А вот я тебе сейчас массаж…