Брендон Сандерсон - Ритм войны. Том 2 [litres]

Но в голове у нее все время крутились ритмы детства. Трепет. Уверенность. Скорбь. Решимость. Потом – мир.

Она проиграла первую битву.

Но выиграла вторую.

Слушая ритм победы, она закрыла глаза и обнаружила, что плывет в море света.

«Что это?» – подумала Эшонай.

– КОГДА ТЫ УМЕРЛА, В ТЕБЕ БЫЛО МНОГО ИНВЕСТИТУРЫ, – сказал голос. Он рокотал, как тысяча бурь, эхом отдаваясь в ней. – ПОЭТОМУ ТЫ ЗАДЕРЖАЛАСЬ. НА НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ.

«Инвеститура?» – подумала Эшонай.

– ТЫ БЫЛА СИЯЮЩЕЙ, КОГДА УМИРАЛА. ТЫ НЕ МОГЛА ПРОИЗНЕСТИ СЛОВА ПОД ВОДОЙ, НО Я ВСЕ РАВНО ПРИНЯЛ ИХ. КАК ДУМАЕШЬ, КАК ТЫ ВЫЖИЛА ТАК ДОЛГО, НЕ ДЫША?

Она плыла.

«Так… это моя душа?»

– МОЖНО СКАЗАТЬ И ТАК, – ответил Укротитель Бурь. – А НЕКОТОРЫЕ НАЗВАЛИ БЫ ЕЕ СПРЕНОМ, РОЖДЕННЫМ СИЛОЙ, КОТОРУЮ ТЫ ОСТАВИЛА, И НЕСУЩИМ ОТПЕЧАТОК ТВОИХ ВОСПОМИНАНИЙ. ТАК ИЛИ ИНАЧЕ, ЭТО КОНЕЦ. СКОРО ТЫ УЙДЕШЬ В ВЕЧНОСТЬ, И ДАЖЕ Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО НАХОДИТСЯ ПО ТУ СТОРОНУ.

«Как долго?» – спросила Эшонай.

– МИНУТЫ. НЕ ЧАСЫ.

У нее не было глаз, чтобы закрыть их, но она расслабилась на свету. Она плыла. Она слышала ритмы. Все сразу – и с песнями, которые им соответствовали.

«Что же тогда она значила? – спросила Эшонай, ожидая ответа. – Я про свою жизнь».

– СМЫСЛ – УДЕЛ СМЕРТНЫХ, – сказал Укротитель. – БУРЕ ОН БЕЗРАЗЛИЧЕН.

«Печально».

– РАЗВЕ? Я ДУМАЮ, ЭТО ОБНАДЕЖИВАЕТ. СМЕРТНЫЕ ИЩУТ СМЫСЛ, ПОЭТОМУ ЛОГИЧНО, ЧТО ОНИ СОЗДАЮТ ЕГО САМИ. ТЕБЕ РЕШАТЬ, ЧТО ОНА ЗНАЧИТ, ЭШОНАЙ. ТВОЯ ВОЛЯ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ.

«Если мне решать, то получается, что я потерпела поражение, – подумала она. – Я отдала свой народ врагу. Я умерла в одиночестве, побежденная. Я предала дар предков. Мне стыдно перед всеми слушателями, что жили до меня».

– Я БЫ СКАЗАЛ, НАОБОРОТ, – ответил Укротитель. – В КОНЦЕ КОНЦОВ, ТЫ СДЕЛАЛА ТОТ ЖЕ ВЫБОР, ЧТО И ТВОИ ПРЕДКИ. ТЫ ОТДАЛА СИЛУ ЗА СВОБОДУ. ТЫ ПОНЯЛА ЭТИХ ДРЕВНИХ СЛУШАТЕЛЕЙ, КАК МАЛО КТО КОГДА-ЛИБО ПОНИМАЛ ИЛИ ПОЙМЕТ.

Эти слова позволили Эшонай испытать покой. Она почувствовала, как ее сущность начинает растягиваться. Ее влекло нечто далекое.

«Спасибо», – сказала она Укротителю.

– Я НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ. Я СМОТРЕЛ, КАК ТЫ ПАДАЕШЬ, И НЕ ОСТАНОВИЛ ЭТОГО.

«Дождь не может остановить кровопролитие, – сказала она, исчезая. – Но потом он все равно омывает мир. Спасибо».

– Я МОГ БЫ СДЕЛАТЬ БОЛЬШЕ, – ответил Укротитель. – ВОЗМОЖНО, МНЕ СЛЕДОВАЛО ТАК И ПОСТУПИТЬ.

«Этого… достаточно…»

– НЕТ, – сказал он. – Я МОГУ СДЕЛАТЬ ТЕБЕ ПОСЛЕДНИЙ ПОДАРОК.

Эшонай перестала растягиваться, и вместо этого ее потянуло к чему-то мощному. У нее не было глаз, но она вдруг осознала – буря. Она превратилась в бурю. Она чувствовала каждый раскат грома, как биение своего сердца.

– СМОТРИ, – сказал Укротитель. – ТЫ ХОТЕЛА ЗНАТЬ, ЧТО НАХОДИТСЯ ЗА СЛЕДУЮЩИМ ХОЛМОМ. ОСМОТРИ ИХ ВСЕ.

Она парила вместе с ним, окутывая землю, летя над ней. Ее дождь омывал каждый холм, и Укротитель позволял ей видеть мир глазами бога. Куда бы ни дул ветер, она была там. Она чувствовала все, к чему прикасался дождь. Она ведала все, что озаряла молния.

Она летела, казалось, целую вечность, поддерживаемая собственной сущностью Укротителя. Она видела людей в бесконечном разнообразии. Она видела пленных паршунов – и их надежду на освобождение. Она видела существ, растения, пропасти, горы, снега… она пролетела над всем.

Всем миром. Она видела его. Каждая частица была частью ритма. Мир состоял из ритмов. И Эшонай во время необыкновенного путешествия поняла, как все сочетается друг с другом.

Это было чудесно.

Когда Укротитель закончил свой путь – измученный и хромающий удалился в океан за Шиноваром, – она почувствовала, что он отпустил ее. Она померкла, но на этот раз почувствовала, как вибрирует ее душа. Она понимала эти ритмы, как никто другой, не видевший мир.

– ПРОЩАЙ, ЭШОНАЙ, – сказал Укротитель Бурь. – ПРОЩАЙ, СИЯЮЩАЯ.

Переполненная песнями, Эшонай позволила себе уйти в вечность, взволнованная тем, что ждет ее по ту сторону.

Шут брел по коридору старого дворца Элокара на Расколотых равнинах, отыскивая публику. Он подбросил монету, поймал, а затем резко вытянул руку вперед и растопырил пальцы, показывая, что монета исчезла. Но конечно, на самом деле она была в другой руке, зажата в ладони, скрыта от глаз.

– Рассказывание историй, – провозгласил он, обращаясь к пустому коридору, – это, по сути, мошенничество.