Константин Соловьев: Господин мертвец. Том 2 [litres]

Пока ефрейтор рассказывал, Лемм издавал отрывистые звуки и хлюпал носом. Вряд ли он понимал смысл сказанного: Тоттлебен по своей обычной привычке излагал события сухим казарменным языком, который оставлял от истории только прилегающие друг к другу факты, – но он каким-то образом ощущал, что речь идет о нем, и пытался этими звуками выразить свою обиду, боль и разочарование. Глядя на этого беспокойно гукающего великана, Дирк ощутил себя еще более паршиво, чем прежде. Он понял, чем это грозит.

– Я понял, что произошло, – сказал он, когда Тоттлебен с явным облегчением закончил и тоттмейстер Бергер подал Дирку команду говорить. – Конечно, поведение рядового Лемма недопустимо, но надо иметь в виду, что он… достаточно слаб умом. Он большой ребенок, который не всегда понимает суть происходящего. И он вечно голоден. Мне не единожды приходилось отправлять его к интенданту роты из-за этого. У него слишком слабая воля, чтобы сопротивляться голоду, и эта скверная история еще раз доказала…

– Он напал на человека! – рявкнул фон Мердер, на выпуклом лбу даже выступила испарина. – А вы говорите о слабой воле!.. Дело едва не закончилось смертью! В тот момент, когда часть находится в тяжелейшем положении, а французы могут ударить в любой момент! За такое полагается полевой суд!

– Разрешите уточнить, – сказал тоттмейстер Бергер, и голос его был достаточно холоден, чтобы замерзло танковое топливо в баках, – разве мы присутствуем на заседании полевого трибунала? Я полагал, речь в данный момент идет о выяснении обстоятельств.

– Нет, хауптман, это не заседание полевого трибунала. Трибунал судит людей, живых людей. А не мертвецов! Им только один судья. Другой…

– Тогда я и подавно вижу здесь правовую коллизию. Дело в том, что мертвецы этой роты считаются моей собственностью, господин оберст, моей – и Ордена Тоттмейстеров. Но собственность – это вещь, а вещь нельзя обвинять в преступлении. Если вы считаете всех мертвецов моими безвольными марионетками, вам придется в первую очередь обвинить в их преступлениях меня.

Это немного сбило с толку фон Мердера, и Дирк мог его понять. При всей своей ненависти к тоттмейстеру, проницательный и опытный оберст вовсе не спешил вступать с ним в открытую конфронтацию. Он, человек, много лет жизни отдавший изучению стратегии, лучше всех собравшихся понимал, что привлечение к полевому трибуналу своего единственного союзника не скажется лучшим образом на боеспособности полка. И, кто знает, в перспективе явно ухудшит его отношения с Орденом Тоттмейстеров, про мстительность и злопамятность которого ходила не одна легенда. Нет, на подобное фон Мердер не замахивался.

– Мне плевать, что он такое, – процедил он уже не так резко, лишь раздраженно махнув рукой. – Я знаю только то, что эта штука едва не убила моего человека. Моего солдата! Я сразу заявляю, что я не потерплю ничего подобного в расположении своего полка! Мало мне орд французов, теперь мои люди будут гибнуть и в тылу? И не от пули, а от руки какого-то… какой-то…

– Рядовой Лемм действовал в порядке самообороны! – не сдержался Дирк. И пожалел об этом.

– Молчать! – Фон Мердер повернулся в его сторону. Его лицо пошло жидким неровным румянцем. – Какое право вы имеете перебивать старшего офицера! Хауптман, велите своим мертвецам заткнуться или я прикажу вышвырнуть их из штаба! Он и без того пропах тухлым мясом.

Тоттмейстер Бергер молча кивнул, и Дирк ощутил, как отнимается язык. Ощущение было пренеприятнейшим, словно он набрал полный рот грязной затхлой жижи из болота. И он знал, что никаким образом это ощущение побороть не сможет. Воля тоттмейстера способна была полностью управлять его телом. В одно мгновение он стал нем, как Шеффер.

– О какой самообороне идет речь? – продолжил фон Мердер, уже никем не перебиваемый. – Как мертвец может защищаться от человека? Разве эти солдаты могли убить вашего мертвеца с помощью штыков?

– Нет, – сказал тоттмейстер Бергер хладнокровно. – Вероятность этого крайне мала.

Он был утомлен этим бессмысленным собранием, громкими голосами и затхлым воздухом. Дирк ощущал это так же ясно, как и тревожное беспокойство Лемма. Тоттмейстер Бергер не любил шумных препирательств, споров и обвинений. И теперь, вынужденный терять время в обществе штабных офицеров, делался все мрачнее с каждой минутой.

Зато оберст фон Мердер, убедившись в том, что никто из присутствующих не имеет серьезных возражений, строчил, как из пулемета. Это месть, понял Дирк тоскливо, фон Мердер, униженный тоттмейстером Бергером при первой встрече, поставленный в неловкое положение, вынужденный обратиться к нему за помощью, теперь брал свое. Как командир полка, он имел полное право собирать офицеров для разбирательства. И теперь пользовался им в полной мере, сознавая собственную правоту.