Константин Соловьев - Выбор

Константин Соловьев

ВЫБОР

Я узнал его сразу, как только вошел. Кажется, он не особенно и прятался.

Когда дверь скрипнула, лица всех сидящих повернулись в мою сторону. Бармен, невысокий, но плотный человечек с лоснящимся лицом, прищурился, стараясь рассмотреть меня в полумраке, неуверенно улыбнулся. Видимо гадал, кого могло принести мерзлой октябрьской осенью в его бар. В эту пору на дороге можно встретить кого угодно, поэтому, не прекращая улыбаться, он держал руку за стойкой. Бармены - по природе своей народ весьма подозрительный.

Я небрежно закрыл за собой дверь, подошел к стойке, коротко кивнул, стараясь не замечать обращенного на меня внимания. Смотрело на меня шестеро, если не считать хозяина, я чувствовал холодные липкие прикосновения их взглядов. Оружия, кажется, не было, но сейчас даже я не мог сказать этого с уверенностью - в баре было довольно темно, а руки все держали под столами.

Тот, кого я искал, даже не поднял глаз, но пока я делал вид, словно его не замечаю.

- День добрый.

- И тебе того же. Обогрейся у очага, путник и промочи пересохшее горло, - ответил хозяин тихо, продолжая изучать меня бесцветными рыбьими глазами, - Hа дворе холодно, самое время хлебнуть горячительного.

В этом он был прав - погода стояла отвратительная. Я извлек из глубокого кармана два потертых серебряника и его взгляд сразу стал мягче.

- С удовольствием. Темное пиво есть?

- Само собой. Секунду.

Видимо, результат осмотра его удовлетворил - внизу что-то коротко звякнуло и над стойкой появились обе его руки. Они проворно отодвинули крышку с массивного деревянного бочонка и зачерпнули ковшом добрый литр темной, дурманяще пахнущей жидкости. Мгновенье - и передо мной стояла доверху наполненная глиняная кружка с густой пенной шапкой.

Я с удовольствием вдохнул запах свежего пива и оторвал кружку от стойки.

Левой рукой, чтобы виден был темный перстень на среднем пальце. Бармен и в самом деле был наблюдателен - вздрогнул и тот час же утратил все любопытство. Принимая протянутые монеты, он даже не поднял глаз, словно боялся увидеть нечто ужасное. Когда он отсчитывал сдачу, пальцы его дрожали.

Он был немолод и опытен, сразу все понял и не пытался больше хвататься за спрятанный под стойкой пистолет.

С кружкой в руке я двинулся к крайнему столику, мимоходом отметив, что фигура моя внимания более не привлекает - то ли посетители были под стать хозяину наблюдательны, то ли не нашли в моей внешности ничего необычного.

А выглядел я сейчас и в самом деле обыденно - простая кожаная куртка с шипастыми заклепками, самые обыкновенные штаны грубой шерсти, потрепанный, в прорехах, плащ за спиной. Потертая кобура на бедре и длинный охотничий нож в ножнах подозрений также не вызывали - мало ли кого носит в эту пору по дорогам, поди разбери, кто таков. В конце концов они были всего лишь людьми.

Бар освещался всего двумя масляными лампами, одна висела по центру, другая - возле стойки, поэтому крайний столик почти полностью скрывала тьма.

Hо только не для меня. Тот, кого я искал, даже не поднял головы, неподвижно сидел, глядя в пустую миску на столе. Длинные темные волосы, связанные пучком на затылке, делали его похожим на тихого богобоязненного монаха.

Оружия у него не было, только небольшой, почти декоративный кинжал за поясом. Практического назначения у него действительно не было. Врагу не надо защищать свою жизнь металлом, он сам по себе оружие.

- Можно?

Он поднял голову и его светло-зеленые глаза блеснули в тусклом свете ламп. Hа узком бледном лице с острыми чертами не появилось никаких эмоций, но я понял - он уже знает. Знает, зачем я здесь, знает, откуда и почему преследую его. Знает, что сейчас будет. Я тоже знаю, поэтому незаметно переношу центр тяжести на отставленную ногу - на всякий случай.

Холодные глаза равнодушно изучили меня, вернулись к созерцанию миски, на дне которой валялись одинокие хлебные крошки и пожухлые веточки укропа.

Внимания на меня он обратил не больше, чем на негодующе жужжащую в пивной лужице муху. Впрочем, ответа я и не ждал.

Сел напротив него, поставил на стол кружку с пивом. И понял, что медлить не имеет смысла. Чем раньше закончится то, что должно, тем всем нам будет легче. Hо он заговорил первым.

- Предвкушаешь триумф?

Голос был глухой, монотонный. Мертвый, совершенно лишенный эмоций. Так может говорить древний старик, но не тридцатилетний мужчина. Голос не человека, но врага. Hа меня он так и не посмотрел, словно обращался к миске или столу.