Аарон Эхаз: Луна [litres]

Однако на границе лагеря Рейла снова остановилась, сквозь ветви глядя, как её товарищи ставят походные палатки и занимаются оружием. Рунаан одиноко сидел, скрестив ноги, посреди лагеря на крупном валуне, погружённый в медитацию.

Ладно, сказала себе Рейла, давай уже, заканчивай с этим. Просто иди к своим и веди себя как ни в чём не бывало. Но стопы её словно приросли к земле. Она рассеянно провела рукой по листьям ближайшего куста, ища успокоения в привычных упражнениях. Рунаан часто говорил ей, что хороший ассасин должен уметь обострять все свои чувства до предела, в том числе и осязание…

Один лист. Два листа. Три листа. Ягодка. Ещё одна ягодка.

Рейла глубоко вдохнула влажный после грозы воздух.

Она знала, что не сможет солгать Рунаану. Но ведь не обязательно лгать, можно просто промолчать! Если он решит, что она убила человека, она может просто не возражать и не бесчестить его правдой – но притом и не врать!

Рейла сорвала ягодку с куста, сдавила её пальцами так, что брызнул ярко-красный сок. Да, пожалуй, это подойдёт.

Юная эльфийка набрала с куста целую пригоршню ягод и с размаху раздавила их клинками. Алая жидкость потекла по желобкам лезвий.

Когда оба клинка были порядком измазаны красным, она расправила плечи, придала лицу уверенное выражение и как ни в чём не бывало двинулась в лагерь.

Проходя мимо медитирующего Рунаана, она не сказала ни слова и не встречалась с ним взглядом, только скромно отсалютовала ему оружием. Сердце колотилось у неё в груди, словно грозило выскочить наружу.

– Молодец, Рейла, – спокойно отозвался её наставник.

Она ответила коротким кивком, по-прежнему избегая глядеть ему в глаза. В конце концов, это не ложь. Это просто Рунаан ошибся, а она не возразила.

Остальные, заметив её возвращение, приветствовали её короткими кивками, но никак не дёргали: все знали, что это боевое крещение Рейлы, её первое убийство, и понимали, что ей было нелегко. Всякий ассасин когда-то впервые отнимал жизнь – и каждый помнил, как непросто это давалось.

Рейла села на камень и демонстративно протёрла клинки. Горечь обмана вызывала у неё физическую тошноту.

«Зловещие тени, – увлечённо подумал Каллум. – У деревьев в замковом дворе сегодня какие-то особенно зловещие тени». Каллум вообще любил здесь рисовать – освещение было идеальное, но сегодня тени привлекали его больше игры света.

Он вытащил из сумки через плечо свой толстый альбом для рисования, подарок отчима-короля, и карандаш и принялся делать наброски. Рисовал он быстро, мечась взглядом между листом альбома и натурой. Тень ветвей на плитах двора напоминала кости скелета. Получается что-то не то. В картинке нет жизни!

Он раздражённо перелистнул страницу, чтобы приняться за новый набросок, но тут на бумагу упала чья-то тень. Каллум и не поднимая глаз узнал широкие плечи, силуэт гвардейского доспеха с высоко торчащими стальными пластинами на плечах. Через плечо ему заглядывал Сорен, сын верховного мага.

– У тебя неплохо получается, приёмный принц, – произнёс он. – Но я пришёл тебе сообщить, что хватит уже горбиться над бумажками, пора и за дело. Тебя ожидает тренировка на мечах, – с этими словами Сорен так крепко хлопнул Каллума по спине, что тот уронил и альбом, и карандаш. – Понимаю, что дело безнадёжное, но надо хотя бы пытаться.

– Ладно. Иду, Сорен, – Каллум со вздохом подобрал свои пожитки, упаковал их в сумку.

С тех пор, как его мама вышла замуж за короля и этим сделала его принцем, жизнь Каллума полностью переменилась, а было это ещё в его раннем детстве. Когда-то у него были свободные утра, полные солнечного света, утра, посвящённые рисованию, придумыванию новых персонажей… Но в качестве принца таких развлечений ему доставалось чем дальше, тем меньше.

Теперь у Каллума появились обязанности. Ответственность. Оказывается, принцу было положено прекрасно ездить верхом и владеть оружием, а ещё разбираться в стратегии, тактике и истории Католиса. Со всеми этими дисциплинами Каллум едва справлялся, однако старался не сдаваться – из любви к своему отчиму, королю Харроу. Он усердно зубрил названия и даты великих событий прошлого, вроде Третьей Битвы при Берилгартене или Двухнедельного Стояния при Шатёр-Горе. Почему все эти сражения не могут называться попроще, так, чтобы в голову укладывалось? Если бы Каллуму поручили придумывать имена сражениям, он пошёл бы по самому простому пути. Например, назвать битву «Дженни». И написать в учебнике: «Битва «Дженни» была весьма кровопролитной!»