Он пошевелился в кресле, затем повернулся.
Она заставила себя изобразить на лице улыбку.
– Ну как, ты еще не заскучала? – спросил он, приподняв бровь. – Может, хочешь заняться чем-нибудь более… захватывающим?
Он подмигнул ей.
Ей хотелось завопить, броситься бежать, натянуть одеяло на свою голову, зарыться как можно глубже в постель, а еще лучше в землю. Она хотела оказаться как можно дальше от этой комнаты, скрыться в своих покоях в башне Журавля, где верные эдолийцы несли охрану возле ее дверей. На одно мгновение она снова почувствовала себя маленькой девочкой – потерявшейся, напуганной и не знающей что делать.
Но она больше не была девочкой. Она была принцессой, министром и, возможно, последней оставшейся в живых представительницей династии Малкенианов.
«Я – клинок», – напомнила она себе.
Человек, который сидел перед ней, злодейски убил ее отца, манипулировал ею и сумел избегнуть правосудия. Заставив себя встретить его взгляд, Адер позволила одеялу соскользнуть с ее плеч, открыв обнаженные груди.
– Только если ты считаешь, что способен с этим справиться, – ответила она.
Каден сидел скрестив ноги наверху крутого каменистого склона над лагерем эдолийцев, не обращая внимания на укусы ледяного ветра и ноющие от изнеможения ноги и плечи. Он следил взглядом за двумя кеттралами, кружившими по небу. На таком расстоянии было не видно, насколько они огромные; можно было принять их за пару парящих в вышине воронов или ястребов – птиц, за которыми он бесчисленные часы наблюдал со скалистых уступов над Ашк-ланом. Если не оглядываться через плечо на наваленные грудой трупы предателей-гвардейцев, если не давать уму забредать в кровавые закоулки памяти, можно было представить, что он снова в монастыре, сидит на какой-нибудь скале, погрузившись в размышления и вот-вот появится Патер или Акйил, чтобы потащить его на вечернюю трапезу. Это был приятный самообман, и Каден позволил себе на какое-то время предаться ему, понежиться во лжи – пока его взгляд не привлек отблеск солнца на стали. Птицы возвращались, и по мере их приближения, по мере того как росли маленькие фигурки людей, уцепившихся за их когти, становилось все невозможнее поверить, что это обычные хищные птицы.
Взяв своего кеттрала (его зовут Суант-ра, напомнил себе Каден) и птицу побежденного крыла, Валин пустился на поиски Балендина и Адива, тела которых так и не были найдены. Почти весь день птицы кружили в воздухе, удаляясь все дальше и дальше от лагеря, и наконец Каден почувствовал уверенность в том, что их жертвы ускользнули от них. Это было невозможно – и тот, и другой были ранены, по меньшей мере легко, у них не было еды и воды, они шли пешком по опасной местности. Однако, как сказали бы хин: «Нет никакого «должно быть», есть только то, что есть». Двое предателей уже показали, что они настолько же непредсказуемы, насколько опасны, и можно ли быть уверенным, что в их распоряжении не окажется еще и других, доселе не раскрытых возможностей? Пока Каден находился в состоянии ваниате, он не боялся ни лича, ни советника, но сейчас, когда он выскользнул из своего транса, мысль о том, что они могут бродить в горах где-то поблизости, наполняла его беспокойством.
Он наблюдал, как две птицы приближаются к хребту, видел, как одетые в черное фигуры спрыгивают с когтей на камни с высоты около десятка футов и поднимаются неповрежденными. Они были молоды, эти солдаты Валинова крыла – моложе, чем те кеттрал, которых Каден видел в детстве. Или память подводила его? Несмотря на их возраст, движения четверых подчиненных Валина были уверенными и скупыми, что достигается лишь годами тренировок. Не задумываясь, они бессознательно проверяли свое оружие и снаряжение, прикасаясь ладонями к рукояткам мечей, вглядываясь в окружающую местность, совершали тысячу действий, ставших привычными за долгое время. Даже самая молодая из них – снайпер – выглядела спокойнее и смертоноснее многих эдолийцев, среди которых вырос Каден. И это если не говорить о самом Валине.
Жестом показав Лейту, чтобы тот привязал птицу, Валин оглядел лагерь, заметил Кадена на уступе скалы и направился к нему вверх по склону. Он больше не был тем ребенком, которого Каден помнил по их мальчишеским дуэлям в Рассветном дворце. Он вырос и раздался вширь, его плечи распирали одежду так, как Кадену и не снилось, клинки за его плечами казались частью его собственного тела. Его зубы были почти все время крепко стиснуты, и он теребил шрамы на руках так, словно это были его талисманы на удачу. Однако больше всего изменились его глаза. В отличие от Кадена, Санлитуна и Адер, у Валина всегда были темные глаза, но ничего похожего на это. Сейчас это были провалы, ведущие в абсолютную тьму, колодцы, из которых не вырывалось ни одного лучика света. Вовсе не шрамы и не мечи придавали Валину угрожающий вид – дело было в глубине этих глаз.
Читать дальше