Марк Фрост - Альянс [litres]

– Знаю. Но ваше мнение поможет сформировать мое.

– Глупая отговорка. Сконцентрируйся.

Безжизненный. Ошеломленный. За один месяц он получил больше эмоциональных травм, чем за всю предыдущую жизнь, и справиться с ними у него почти нет шансов.

Уилл и Джерико, закончив половину ежедневной тренировки, стояли на восточном берегу озера Ваукома и смотрели на воду. Большая часть озера все еще была покрыта льдом, но кое-где, как шашки на доске, колыхались льдины. На западе низко висело неяркое солнце, касаясь верхушек деревьев. Температура была примерно пять градусов по Цельсию и продолжала снижаться.

Всю зиму Уилл тренировался с Джерико, каждый день по два часа. Как и большинство ребят его возраста, он нуждался в упорядоченности и спокойствии, а именно этого ему раньше категорически не хватало из-за постоянных переездов с места на место. После Рождества снова начались занятия в Центре, на которых приходилось выкладываться по полной. А после занятий Уилла ждало еще более суровое испытание – ежедневные тренировки у Джерико.

У Уилла внутри все умерло после скандальной общественной «смерти» его родителей, и он точно знал почему. Это был бессознательный способ защитить себя, может быть, даже вполне адекватная попытка уйти от тьмы, окружавшей его детство. Так что он понимал причины внутренней немоты, но едва ли собирался что-то менять, особенно пока был обязан ходить к школьному психологу, доктору Роббинс.

Каждый сеанс у нее походил на прогулку по минному полю – нужно было показать только те фрагменты, которые не выдадут его тайн, но которых будет достаточно, чтобы считать, что он делает успехи. После всего, через что он прошел, Уилл почти ничего не чувствовал, и это помогало скрывать истину. На тренировках с Джерико он научился радоваться физической боли как единственному ощущению, которое вообще мог испытывать. По крайней мере, боль говорила о том, что он еще жив.

Уилл встал на колени, опустил руку в воду и вздрогнул.

– Еще один градус – и она заледенеет, – сказал он.

– Прыгай, и пяти минут не пройдет, как умрешь от гипотермии, – хмыкнул Джерико. – Ну, обычный ребенок умрет.

– А вы?

– Я не такой тупой, чтобы пробовать, – сказал тренер.

В 15:20, когда они вышли из раздевалки, термометр показывал пять с половиной градусов выше нуля. Было пасмурно и сыро, а тропинка, по которой они бежали к озеру, стала грязной и скользкой. Абсолютно паршивый апрельский день.

– А я умру? – спросил Уилл, разогревая полуобмороженную ладонь под мышкой.

– Я этого не говорил, – сказал Джерико. – Я просто сказал, что ты не обычный. Сможешь?

Тренер постоянно задавал подобный вопрос, делая это с помощью множества сложных заданий, как минимум пятьсот раз за прошедшие несколько месяцев. Сезон бега по пересеченной местности был давно позади, а поскольку почти всех спортсменов уличили в связи с «Рыцарями Карла Великого» и исключили из школы, Джерико занимался только с Уиллом. И Уилл быстро понял, что тренировки были задуманы для гораздо большего, чем просто отработка техники на беговой дорожке.

Каждое задание Джерико ставило перед Уиллом новый вопрос: Ты достаточно силен? Ты достаточно крут? Ты достаточно (подставьте нужное)? Уилл подгонял себя, всегда отвечая да, но Джерико казался раздражающе безразличным к его усилиям. Либо он был безумен, либо ему невозможно было угодить. Но это только подстегивало Уилла прикладывать больше усилий. Он не знал, сколько гнева навлечет на себя, если просто скажет нет. У него не хватало смелости даже представить это.

– Да, – сказал Уилл. – Да, я справлюсь.

Джерико не отреагировал. Казалось, он вообще на это не способен. Он просто слушал Уилла, анализировал его слова и отвечал, только если было что сказать. Обычно он не говорил ни слова, но однажды без видимой причины тренера понесло. Он пустился в рассуждения о своей личной философии – заумной смеси нью-эйджевской метафизики и античной мифологии, преломленной традициями и легендами американских индейцев, к которым Джерико и принадлежал. Традиционные ритуалы социального взаимодействия – налет показной вежливости, благодаря которой люди начинали думать лучше о себе и друг о друге, – для него не значили ровным образом ничего.

Но что меня по-настоящему сводит с ума, это то, что он вообще никогда не отвечает на мои вопросы. Особенно если мне отчаянно необходим ответ, например зачем мы все это делаем. Чему вы пытаетесь меня научить?