Андрей Самусев - Игра как жизнь

– Не знаю. Может, выходил. Может, заходил. Может, совсем не было. Я то на кухне, то на улице. А какой он из себя, тот монах, про которого ты спрашиваешь?

Тём разве что не плюнул в сердцах.

– Такой. У него ещё хвостик пупочкой.

И оставив моргать зависшего над его ответом трактирщика, отправился к себе в номер. Полчасика можно и подождать, есть чем заняться. Авось к этому времени и учитель вернется.

Вежливый стук в его дверь раздался намного раньше этого срока.

Понятно, что за дверью сейчас стоит хозяин, конспиратор дрянский, вежливый, извиняться пришёл. Помариновать бы его под дверью, но надо открывать, может он в клювике, что от Клауса принёс. К двери Тём шёл очень неспешно. Пусть помучается в раскаянии.

Открыл и, немного э… удивившись, увидев невозмутимо стоявшего перед дверью инквизитора.

– Ученик, ты всегда такой медленный?

– Только когда сплю. А в другое время я быстрее молнии. Входите, учитель.

Судя по довольной улыбке Клауса его ответ пришёлся инквизитору по душе. Спрашивать, как учитель его нашёл было лишним. Тём уже понял, что у Клауса с владельцем гостиницы были очень доверительные отношения.

Наконец, Тём сумел рассмотреть своего учителя не мельком, а в спокойной обстановке.

То, что тот высок, худощав и лыс, Тём успел увидеть и при первой встрече. На лице обычный, длинный и прямой нос, впрочем, к старости обещающий стать выдающимся. Жесткая ниточка чёрных усов над щелочкой узких губ и свинцового цвета глаза. Довольный прищур глаз, с разбегающимися из внешних уголков лучиками, менял выражение лица с холодного и жесткого на лукавое и немного добродушное. А их цвет тяжелого свинца в следующее мгновение мог заворожить глубокой синевой.

Тём с интересом отметил, что и своим нарядом инквизитор его удивил.

С первой попытки встретить Клауса по одежке у него не получилось. Ряса на голое тело как-то уж больно однобоко характеризовала будущего учителя. Сейчас Клаус давал ученику вторую попытку встретить себя по одежке.

Мягкие сапоги, охотничьего кроя брюки, шитые у дорогого мастера и щегольская рубаха совсем не сочеталась с образом инквизитора. Только перекинутые через руку плотный, тёмный, непромокаемый, инквизиторский плащ и фиолетовая сутана напоминали о принадлежности вошедшего к церковному сообществу.

– Здрав будь, ученик. Я проводил Стефанию до конца улицы, немного заскучал и решил узнать поближе, кого мне в ученики послало провидение.

– Стефания это та дама, с которой…Которая была у вас в номере?

– Да. И она очень благочестивая женщина. Мы с ней чудесно провели время в беседе о необходимости и способах отделения козлищ от овец.

– Своевременная тема, – осторожно прокомментировал ученик. И припомнив повторяющуюся «забывчивость» хозяина «Поросенка», вслух предположил, – и смею предположить, что Стефания не единственная дама, с которой вы её обсуждали.

– Ты прав, как никто другой, ученик. Это просто напасть какая-то, половина знатных дам города вдруг решили исповедаться у меня. Кто-то видимо пустил ложный слух, что я лучший исповедник коллегии.

– А это не так, учитель?

– Признав это, я могу впасть в грех тщеславия. Примем как данность, что я просто рядовой работник инквизиции, к тому же временно находящийся вне коллегиальной иерархии.

– Учитель, скромность, конечно, делает вам честь, но у меня язык не повернется назвать вас рядовым работником. Конец исповеди прелестной Стефании я слышал, даже находясь этажом ниже. И тоже могу свидетельствовать, что, на слух, вы исключительной силы исповедник.

– А вот этого не надо. Ибо тайна исповеди должна оставаться тайной исповеди при любых обстоятельствах. А если, в силу определённых естественных причин, вызванных исключительным доверием к исповеднику что-то из беседы и выходит за стены, ограждающие происходящее таинство, то свидетельствовать об этом не надо. Ибо именно такие свидетельства, сделанные подлыми завистниками, и послужили основанием для гнева главы коллегии инквизиторов Флоренса Мартина, и он, без решения конклава Пяти, принял самоличное решение о моем временном расставании с коллегией инквизиторов.

За многие дни, проведенные в Файролле бок о бок с хранителем, Тём привык вести беседы, не делая скидок на то, игрок его собеседник или не игрок. И то, что показалось бы ему странным в первые дни в игре, сегодня уже было обычным. Вот и сейчас разговаривать с Клаусом Тёму было интересно.

– Учитель, я вижу, вы попали в жернова нравственных разборок. А это, увы, не мой конек.