Эми Хармон - Королева и лекарь

– Тебе не обязательно ехать в Солем. Я просто хочу посмотреть, что там творится, и оценить риск. Потом мы с отрядом двинемся дальше. У меня нет никакого желания оставаться в Квандуне. Я сражаюсь с чудовищами… а не со скудоумием.

– Я не навлекаю несчастья, – прошептала Саша, будто вовсе его не услышала. – Не приношу чуму или пожары. Не вызываю страдания. Но порой я слышу, когда беда стучится в дверь.

Кель поморщился, однако не стал ее перебивать.

– Я просто пыталась предупредить. Но предупреждения, которым не вняли, зачастую оборачиваются… трагедией. А меня легко обвинить. У моей хозяйки, Мины, был брат Байрон – один из уважаемых в деревне старейшин. Мина рассказала ему о моих видениях, он передал их другим старейшинам, и они сочли меня причиной тех несчастий, которые я вижу. Потом Мина заболела, и, когда Байрон пришел ее навестить, я рассказала ему… про воду.

– Он тебе поверил?

– Мне показалось, что да. Он переговорил со старейшинами, но они так и не предупредили людей. Возможно, он поверил мне, но они не поверили ему.

– И он не попытался остановить сельчан прошлой ночью?

– Нет. Может, он не знал. Но он был сегодня среди послов, хотя и не говорил.

Саши сглотнула, словно пытаясь проглотить обиду от предательства, – и Кель догадался, что «уважаемый» Байрон был тем самым стариком с обвисшей кожей и трясущимися руками.

– Я не вижу все. Не вижу большую часть грядущего. И мне редко являются хорошие видения. Я вижу боль. Страх. Смерть. Ярость. Может, из-за того, что любовь не такая… темная, ее труднее разглядеть. А плохие события оставляют за собой след. Знаки. Рябь на времени.

– Рябь?

– Вроде кругов на воде. Ты бросаешь камушек в пруд, и от него во все стороны расходятся волны. Я стою на берегу, но они все равно до меня докатываются, как бы далеко во времени и пространстве я ни находилась. Я это не контролирую. И большую часть времени не могу ничего изменить. Только смотреть и предупреждать людей о том, что надвигается. Иногда рябь так и остается… рябью, а иногда превращается в огромную волну. Иногда мы можем подхватить ее и оседлать, а иногда успеваем поднырнуть под водоворот. Иногда брызги задевают мои ноги, а иногда я лишь наблюдаю со стороны. Но волны все равно приходят, их нельзя остановить.

– И ты видела меня?

– Да. Бессчетное множество раз. Я видела тебя и видела смерть.

– Свою? – уточнил Кель. Эта женщина видела его, видела смерть – и все-таки его не боялась.

– Да. И нет. Я видела то, что уже произошло. Чувствовала гнев односельчан. Видела свой страх… и падение. Я знала, что упаду.

– И ты хочешь, чтобы я помог этим людям?

– Некоторым, – прошептала Саша и попыталась улыбнуться. – Может, не всем.

– Они не перестанут тебя ненавидеть, – ответил Кель мрачно.

– Некоторые. Может, не все, – повторила она, кивнув. – Но не попросить тебя помочь им… зная, что ты на это способен, – все равно что знать о зараженной воде и никому не сказать. Дело не во мне. Дело в ответственности. Одаренные одарены не ради себя, а ради всего человечества.

Кель мысленно застонал, чувствуя, как сбываются его самые худшие предчувствия. Эта рабыня, рыжеволосый образец милосердия и долготерпения, принесет ему погибель, и падение будет отнюдь не быстрым.

Она следовала за ними быстрым шагом, даже пешком не отставая от конных воинов, и в Солем они тоже вошли вместе. Деревня представляла собой скопление глиняных и каменных построек, которые стояли прямо на грязи, тесно смыкаясь боками, а задними стенами прижимаясь к отвесным скалам. Квандун был пустыней, расцвеченной редкими богатыми оазисами, и Солем, примостившийся на голом каменном возвышении, к числу этих оазисов точно не относился.

Кель замедлился и приказал своим людям окружить Сашу, заслоняя ее от взглядов тех, кто мог желать ей вреда. Они были здесь именно из-за нее. Не хватало только, чтобы местные воспользовались возможностью и учинили самосуд.

Пока кони ступали по главной улице – единственной дороге, которая была в этом месте шире горной тропы, – сельчане следили за ними с обочин и порогов своих домов, даже не пытаясь скрыть настороженности и враждебности. Некоторые осмелились увязаться за солдатами, влекомые не столько страхом, сколько любопытством, и к тому времени, когда отряд прибыл на место, за ним собралась немалая толпа.

Джерик с первой группой воинов и старейшины Солема ожидали их у большого здания. Вывеска на нем уверяла, что это постоялый двор. Кель сомневался, что дорога через деревню привлекала много путешественников, но кое-кто, похоже, сюда все-таки добирался. Трехэтажное здание выглядело как прямоугольная коробка с рядами идеально квадратных окон и плоской крышей, на которой хозяева разбили нечто наподобие сада. Выглядывавшие сверху деревья и кусты создавали впечатление, будто дом оброс волосами. По обеим сторонам улицы тянулись однообразные глиняные строения: кузница, церковь, конюшня, таверна и аптека. Аптека была среди них самой большой, и Кель подумал, что в последние месяцы ее владелец должен был озолотиться, продавая односельчанам травы и снадобья.