Джозеф Дилейни - Арена 13. Жертва [litres с оптимизированной обложкой]

– Пока мы не выясним, честный ты человек или лжец и действительно ли ты полукровка, ты будешь сидеть здесь, – сказал гигант. – Не пытайся бежать. Дверь будет заперта, а снаружи мы поставим охрану. Там на столе есть вода, в углу стоит горшок, можешь справлять туда нужду.

С этими словами мои гентхайские похитители вышли наружу, и я услышал, как в замке повернулся ключ.

Поблагодарив судьбу за то, что меня не приковали к столбу, я попил воды и утолил жажду.

Покинув Джиндин в конце сезона поединков, я привык добывать себе пропитание в лесу, ставя капканы на диких кроликов и зайцев. Я вспомнил, что в сумке, которую купил в Майпосине, было несколько ломтей вяленого мяса, сыра и овсяные лепешки, но гентхаи не вернули ее мне, и я понял, что останусь голодным.

Ночь казалась бесконечной. Отогнав прочь картины ужасных смертей, которые я видел на арене, и леденящие кровь воспоминания о цитадели Хоба, я старался думать о Квин.

Своевольльная, яростная и непредсказуемая, она мечтала выйти на Арену 13. Увы, мечте не суждено было сбыться – там могли сражаться только мужчины и юноши. Но мне нравился ее бунтарский дух. Я вспомнил, как девушка бросила мне вызов, предложив сразиться на палках.

Квин была стремительной и ловкой. Вероятно, я выиграл лишь потому, что она поскользнулась на косточке в круге, который мы расчистили на бойне. Меня тянуло к ней с самой первой встречи, и я жутко расстроился, узнав, что у нее есть парень по имени Джон. Но потом они расстались, и у меня появилась надежда…

Я как наяву представил себе тот бой: я только что выиграл второй из трех раундов, попав ей в лоб. Кровь стекала ей на глаза, но Квин не сердилась. Она улыбалась. Лунный свет упал на ее лицо, сделав его каким-то потусторонним, нечеловечески прекрасным. Так мог бы выглядеть лик ангела.

Вот и сейчас он возник передо мной. Я никогда его не забуду. Пытаясь удержать этот дивный образ, я уснул.

Утром дверь открылась снова, и в камеру проник солнечный свет. Один из моих похитителей, сунув голову в дверной проем, поманил меня наружу и повел к пылающему костру, где на вертеле жарилась туша какого-то животного. Остальные воины расположились вокруг костра, попивая из металлических кружек.

Шагая за конвоиром, я обернулся на свою тюрьму: ею оказалась длинная хижина с покатой крышей. Среди деревьев виднелись и другие строения, размером побольше. Интересно, подумал я, неужели гентхаи держат здесь и других пленников? Если да, то какие преступления они совершили? Отец что-то рассказывал мне об обычаях и ценностях гентхаев, но мне еще многое предстоит узнать и многому научиться.

Воин указал на землю, и я сел. Никто со мной не заговорил, но мне подали кружку. Взяв ее в обе руки, я сделал глоток. Жидкость была очень горячей и пряной, со вкусом перечной мяты. Вскоре разделали поджаренное на огне мясо. Мне порцию выдали последнему, но я все равно был благодарен за завтрак. Это оказалась восхитительно вкусная оленина.

– Мы решили тебя не бить, а покормить, полукровка, – проворчал гигант, в упор глядя на меня. – Мы сообщили о тебе Конниту и только что получили от него ответ. Тебе повезло, он помнит вашу встречу. Так что ты снова увидишь его, но попозже.

Мы отправились в путь примерно через час. На этот раз мне не стали связывать руки. Обошлось и без повязки на глаза. Мне также вернули сумку, хотя дружелюбнее хмурые воины так и не стали.

Увидев среди деревьев другие деревянные здания, я понял, что это что-то вроде города, раскинувшегося на довольно большой территории – мы шли через него около двух часов, – но жителей в нем было меньше, чем в Джиндине. Между деревянными домами росли деревья и зеленели поляны.

Добравшись наконец до другого его конца, мы подошли к огромному деревянному зданию, такой же прямоугольной формы, как и все остальные. И хотя по величине ему было далеко до Колеса или бойни в Джиндине, оно было очень даже внушительным. Я скорее ожидал увидеть нечто подобное в центре города гентхаев, но не здесь, на самом его краю, рядом с лесом.

Здесь было крыльцо, ведущее на веранду, и большие двойные двери, распахнутые настежь. Вход украшали три резных изображения мускулистых мужчин. Одно располагалось над дверью, а два других – по обе стороны от нее. Все три рельефа объединяли две вещи. Во-первых – гентхайская татуировка на лицах, какую я видел у Коннита. Во-вторых – раскрытые рты, из которых торчали ну очень длинные языки, свисавшие значительно ниже челюсти. Каждая фигура держала оружие – на боковых рельефах это были огромные палицы, на верхнем – кривые мечи. Все три воина явно бросали кому-то вызов.