Александр Шапочкин - Исход [litres]

– Прямо памятник дуализму бытия, а не храм… – произнёс я, останавливаясь в одном из помещений, посвящённых, видимо, мрачноватому братцу Иви. – Но, блин, красиво!

Девушка, которая и не думала отпускать мою руку, удивлённо посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на центральную часть дальней стены, где за тумбой кафедры лектора возвышалась впечатляющая скульптурная композиция. Словно живая, застыв на середине шага, прямо к нам шла эльфийская женщина в развевающихся на несуществующем ветру одеждах. В руках мать держала своего ребёнка, и, по выражению её лица, легко можно было понять, насколько сильно она любит своё единственное дитя. А вот за её спиной, закрывая её своими телами, в жестокой сече с врагами сошлись последние воины – эльфы и люди. Противостояли же им как странные жутковатые твари, так и человеческие фигуры, в которых легко можно было опознать как полуголых ацтеков, так и мужчин в броне, похожей на древнекитайские доспехи. Они, словно бесконечная лавина, буквально стекали на обороняющихся со всех стен, а взгляды тех, кто не мог прямо сейчас добраться до группки обороняющихся, были обращены на идущую женщину и полыхали такой лютой ненавистью, что даже мне становилось не по себе.

– Это аллегория «Исхода», – пояснила мне Яна, видя мой интерес. – Предпоследняя первожрица уносит младенца, который символизирует эльфийский народ из нашего старого дома.

– Я, кстати, заметил, – произнёс я, продолжая любоваться этим произведением искусства, – что залов с жутковатыми картинами куда больше, нежели «мирных», но везде центральную роль так или иначе играет нечто доброе и чувственное.

– Я тоже обратила на это внимание, – кивнула Ву Шу.

– Естественно, – пожала плечиками эльфа. – Как бы ни хотели обратного последователи Пресветлого Вива, но их бог мёртв, и они не в силах обмануть суровую реальность. Поэтому, чтобы пользоваться силами моей богини, но при этом сохранять своё лидерство и всё равно гнуть свою линию, они идут на разнообразные ухищрения. По сути, все знают, что этот храм посвящён именно Иви и никому более. А то, что в нём в основном поют псалмы другому…

– И как она терпит подобное? – поинтересовалась лаоши.

– Да запросто! – с ноткой веселья ответил устами Яны задорный голосок её богини. – Если дети неразумны, то это не повод отказываться от них или наказывать всем скопом. Всё-таки они часть меня, а я – часть их.

– Слушай, а твой братец… он действительно помер? – спросил я, глядя в светящиеся золотом глаза эльфы.

– Угу, – кивнула девушка. – Но на самом деле он был не такой плохой, как про него можно подумать. На самом деле, ты чем-то его напоминаешь – как характером, так и поступками.

– Опа… – я даже растерялся.

Это было… неожиданно. Впрочем, если так подумать, то действительно… У меня вроде бы своя правда, а вот взгляд на то, как я уже успел покуролесить в этом мире, со стороны может быть не таким уж и радужным. Кому-то голову оторвал, кого-то вообще распылил, шариками чёрными направо и налево кидался, демоническим зайцем народ пугал, девчонок вон увёл целую кучу! Так, глядишь, не успел обернуться, а в какой-нибудь Наднебесной уже вовсю ходят страшные сказки о демоне Ли Си Цине! Мол: «Кушай, доченька, рис до последнего зёрнышка, а то придёт страшный белобрысый Ли Си Цин и заберёт тебя на далёкий юг!» Результат – испуганный ребёнок с рёвом доедает свою кашку, а мать умиляется послушному дитя.

– Идём… – потянула меня к выходу из помещения «вернувшаяся» Яна. – Здесь уже недалеко.

«Недалеко» заняло ещё минут пятнадцать плутания среди коридоров и анфилад, после чего мы попали в довольно большой внутренний двор с всё теми же деревьями, покрытыми голубой листвой, большую часть которого занимал огромный бассейн с неизменными скульптурами, среди которых резвились крупные, похожие на карпов рыбки. Слева и справа возвышались высокие пилоны белоснежных башен, по стенам которых от самых шпилей ниспадали самые настоящие водопады, уже ближе к земле разбиваясь многочисленными каскадами и искря на солнце мириадами брызг. Ровно посередине, через водную поверхность, был переброшен довольно широкий ажурный мостик, который вёл к высоким закрытым воротам, похоже, самого высокого здесь сооружения, увенчанного тремя сверкающими башенками.

На удивление, несмотря на то что в высоту створки были метров пятнадцать, открылись они легко, впустив нас в поистине циклопического размера зал, примерно с середины которого начиналась лестница, устланная вышитыми золотом тёмно-зелёными ковровыми дорожками, на самой вершине которой, в окружении уже приевшейся картины битвы каменных воинов, на нехилых размеров троне сидела одинокая эльфийка. На этот раз, для разнообразия, вполне себе живая и одетая в довольно простое белое платье.