Марина Комарова - Йенгангер не дышит

Мальчишка не шелохнулся, внимательно посмотрел на меня и медленно покачал головой. Хмуриться он перестал, однако говорить явно не спешил.

– Кто ты и как попал в плен?

Опять тишина. Потом, словно сообразив, что дальше тянуть нельзя, он поднял руку и коснулся своего уха и снова покачал головой.

Через секунду до меня дошло, что он имеет в виду, и стало немного не по себе.

– Ты не слышишь?

Утбурды всех веков! Зачем я задал этот вопрос? Если он глух, то ответа ждать бессмысленно. Почему мне об этом ни слова не сказали ни лекарь, ни хозяйка?

Я потёр виски. Почему-то начала сказываться дневная усталость. Вот так подарочек судьбы, как теперь быть?

Мальчишка вдруг заозирался, голубые глаза загорелись каким-то неестественным воодушевлением. Увидев стоявшую рядом на деревянной тумбочке глиняную миску с водой, в которой, видимо, лекарь разводил лекарство, он тут же потянул её к себе. Худая рука чуть подрагивала, но держала крепко.

Я молча наблюдал за его действиями, решив не торопить и не отвлекать. Если мальчишка глух с рождения или даже несколько лет, то всё равно намного лучше меня знает, как и что объяснить.

Длинные белые пальцы пробежали по водной глади, в голубых глазах заплясали серебристые искорки. Бескровные губы дрогнули, словно желая что-то произнести. Через секунду послышалось журчание ручья, тишина комнаты растаяла и исчезла, будто сдалась под его напором.

Изумлённо распахнув глаза, я молча смотрел на мальчишку. Воды в комнате не было, можно было даже не пытаться найти источник странного звука. Он и так был передо мной. Губы движутся, произнося неслышные заклинания, журчание ручья с каждой секундой громче и торжественней.

Вот тебе и на. Никак у Хишакха в плену оказался юный фоссегрим – дух водопадов и бескрайних вод? Но водопадов здесь нет, они только в Къёргарских горах. Значит, мальчишка оттуда?

В его руках появилась переливающаяся серебром и небесной голубизной флейта. Волшебный инструмент, нечеловеческий. Каждый фоссегрим имеет свой собственный, ведь именно в нём может жить его душа.

Я смутно догадывался, что именно он хочет сделать. Лишь бы не помешали. Впрочем, за окном давно ночь, только звёзды сияют с чёрно-синего бархата ночных небес. Внизу веселье и шум, никто не станет сюда подниматься.

Первые звуки флейты прозвучали тихо и немного неуверенно, будто фоссегрим давно не брал её в руки. Но спустя мгновение это прошло. Еле слышная звенящая мелодия заполнила всё вокруг. В какое-то мгновение показалось, что звёзды стали ближе, а холодный воздух обдал лицо. Мелодия словно убаюкивала, шептала, плела загадочный узор, утягивая в своё прозрачное кружево. Комната перед глазами дрогнула, развеялись висевшие на деревянных стенах шкуры, потом исчезли и сами стены. Пол под ногами разошёлся, оконные стёкла звякнули и будто лёд растаявшими прозрачными струйками стекли вниз. Голос флейты стал громче и уверенней, наконец, обретя нужную силу.

Ещё какой-то миг – я стоял на палубе некогда великолепного драккара, небо сплошь заволокло грозовыми тучами, безостановочно вспыхивали ослепительные зигзаги молний. Ледяные волны северного моря злобно и беспощадно били в борта, играя кораблём, как жестокие дети. Бешеный ветер рвал белые паруса с кобальтово-синим гербом, кажется, ещё чуть-чуть, он перевернётся и пойдёт ко дну. А может, и станет забавой для гигантских кракенов, живущих в этих водах. Но вот беда – гребцов всего несколько человек – они ранены и избиты, одежда превратилась в лохмотья, волосы спутаны, почти у всех на лицах и руках черная корка запекшейся крови. Юный фоссегрим, белый от ужаса и напряжения, пытался попадать в ритм, но всё время сбивался. Статный мужчина на носу корабля отдал команду, но ветер заглушил его слова, хохоча и завывая демоническими голосами.

Мелодия флейты задрожала: ветер стих, голубые глаза вожака безнадёжно смотрели вокруг. Тишина перед бурей – хорошего не жди. Синий герб мне знаком – знак Хозяина Штормов – повелителя Островов-призраков. Только вот те, кто на борту, ему явно не служат. Пленники, беглецы, каким-то чудом сумевшие обмануть всевидящих стражей и морских псов, и увести корабль, выйдя в открытое море. Но северное море – это почти всегда смерть. Заблудиться и потеряться можно на раз. Потому столько дикой тоски в глазах вожака, потому так отчаянно работают вёслами гребцы.

Голос флейты взвился резко и громко, полный бессильной ярости и неслышной мольбы. Словно озверев из-за первой неудавшейся попытки, ветер ударил по воде, заливая палубу и людей. Снова ударил сильнее, с треском надломив мачту, сорвал парус и унёс прочь. Огромные волны смыли уже несколько человек за борт, только фоссегрим, вожак и двое гребцов остались на корабле, вцепившись в промокшие доски в безумном желании выжить. Хозяин Штормов никогда не прощал побегов.