Лей Бардуго - Язык шипов [litres]

– Я его слышу, – изумленно проговорила Улла, схватившись за край стола. Казалось, что зеркальная рама – это дверной проем, а отражение в зеркале – всего лишь другая половина комнаты, где стоит такой же молодой человек.

– Всего лишь иллюзия, – бросил ученик прорицателя. Его отражение небрежно махнуло рукой.

– Если и так, то очень сильная.

– Бесполезная вещь. Пустая забава. Предшественник моего учителя создал ее, когда искал способ заточить человеческую душу в зеркале, чтобы старый король мог жить вечно после телесной кончины. Это все, что получилось.

Улла посмотрела на свое отражение. Зеркальная девушка улыбнулась. Неудивительно, что окружающие ее избегали. В лице Уллы из зеркала было нечто коварное, как будто за сомкнутыми губами скрывался лишний ряд зубов.

– И все-таки впечатляет, – наконец выдавила она.

– Неудачный опыт. У отражения нет души, нет искры сознания. Оно способно лишь повторять. Новый король выставляет зеркало на потеху гостям. Его выносят в главный зал, на балу сама увидишь. Кстати, можешь поболтать сама с собой, если есть желание.

Против такого соблазна Улла не устояла.

– Здравствуй, – робко промолвила она.

– Здравствуй, – отозвалась девушка в зеркале.

– Кто ты?

– Кто ты ?

Опять та же коварная усмешка. Улле показалось, или эти слова прозвучали с другой интонацией?

Она взяла негромкую ноту – просто ноту, без всякой магии. Отражение открыло рот и спело в унисон. Улла звонко рассмеялась от восторга, а девушка смущенно покраснела.

– Видимо, меня так же легко развлечь, как и гостей короля, – заметила Улла.

Губы отражения дрогнули.

– Все любят новизну.

Юноша устремил взгляд в зеркало, расправил плечи. Теперь они с Уллой стояли бок о бок – почти одного роста, с черными волосами, блестящими, словно жемчуг, поднятый с морских глубин.

– Посмотри-ка, – сказал он, и его отражение изогнуло бровь. – Кто-то может подумать, что мы – близкие родственники.

Он прав, поняла Улла. Дело было не только в цвете волос и стройности обеих фигур. Явное сходство прослеживалось и в форме лица, и в четкости контуров. Улла коснулась пальцами затылка, точно до сих пор ощущала, как мать туго-претуго затягивает косы, поет свою тоскливую песнь, от которой вянут водоросли в саду, и заставляет дочь сожалеть о сделанном. Юноша в черном предлагал Улле разгадку, жемчужину в открытой раковине. Стоило лишь протянуть руку.

Она промолчала.

– Зачем ты здесь, в Зёндермейне? – спросил он, и его отражение в зеркале выжидающе замерло, словно тоже хотело услышать ответ.

Улла провела большим пальцем по столу. Девушка в зеркале быстро-быстро заморгала и показалась ей какой-то уж слишком растерянной.

– Решила насладиться прохладой, – небрежно промолвила она. – А ты приехал учиться?

– Нет, – сказал ученик прорицателя. Серые глаза его отражения сузились. От голоса повеяло ледяным холодом. – Я приехал охотиться .

В морских глубинах мелкие создания выживают, если при приближении хищника успевают скрыться. Каждой клеточкой своего тела Улле хотелось спрятаться, забиться в темную щель, лишь бы избежать этого взгляда. Но здесь, на суше, прятаться было некуда, да и не пристало сильдройрам отступать перед людьми. У Уллы есть песня, а он – всего лишь смертный.

Она подняла глаза и заставила себя выдержать взгляд чужака.

– Тогда желаю удачной охоты, – спокойно промолвила Улла. – И легкого улова.

Он улыбнулся – той же коварной, опасной улыбкой, которую она видела у собственного отражения в зеркале. Улла пришла за ответами, но с чего она решила, будто этому мальчишке что-то известно о ней? Она уже убедилась, что его расплывчатые слова – всего лишь пустая приманка, поэтому лучше всего сейчас же уйти. Кроме того, Улла с давних пор умела распознать невыгодную сделку. Даже если этот странный человек владеет некими секретами, они не стоят той цены, которую он за них потребует. С этими мыслями Улла развернулась и, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, начала спуск по длинной спиральной лестнице.

Несмотря на туманные угрозы ученика прорицателя, пока что Улла чувствовала себя счастливой. Как и другие сильдройры. Каждый развлекался по-своему: Роффе предавался всем возможным порокам, Сигне страдала, но глушила боль, утешаясь с вереницей человеческих любовников. Улла тоже получала наслаждение, но иначе: удалялась в лесную глушь, подальше от нетерпеливого стука ретивых сердец, туда, где зеленые сосны поднимались, точно стены величественного собора, а воздух был напоен запахом теплой смолы. Она наблюдала за оленями и бобрами, пачкала губы ягодным соком, провожала солнце на закате и смотрела, как утром оно вновь встает, чтобы расцветить мир.