Владимир Зещинский - Наяль Давье. Барон пограничья

Весь город обхватить я не мог, но всё же попытаться стоило.

Приоткрылся, тут же морщась от силы эмоций, которые хлынули в меня, словно река, у которой порушили дамбу. Вот же ж, а ведь когда я только очнулся, такого не было. Значит, мой дар эмпатии развивается семимильными шагами. И что дальше? Я могу слышать всю планету? А может, и на другие замахнусь?

Плохо это или хорошо? Думаю, хорошо. Главное, что закрываться от всего этого научился, а то боюсь, сошёл с ума точно. Ещё бы научиться вычленять из этой какофонии отдельного человека, тогда бы вообще было бы бесценно.

А что, представьте, захотели и прослушали нужного человека на любом расстоянии. Но опять же, что мне может дать знание, что нужный мне человек в этот самый момент, например, смущается или злится? Ничего. Ладно, главное уметь, а применение всегда можно найти.

Закрыв глаза, стал вслушиваться в яркие вспышки эмоций. Город только с виду казался притихшим, а вот в эмоциональном плане он буквально гудел, как растревоженный улей. Хотя он был бы таким в любом случае. Люди всё равно испытывали бы эмоции. И пусть немного другие, но всё же.

Я внимательно прислушивался к особо ярким пятнам, пытаясь понять, что именно там происходит. Безуспешно. От грохота людских душ у меня попросту начала болеть голова. Но положительный результат всё-таки был. В какой-то момент мне показалось, что я услышал слова или же увидел картинку. Это длилось всего мгновение, так что разобрать я не смог. Да что говорить, на секунду я даже решил, что мне померещилось, и хотел было малодушно прекратить истязать себя. Но тут же обругал себя. Трудно, да, но это умение весьма полезно, а значит, не дело пытаться избежать этого.

Поморщившись, снова прислушался, полностью сосредоточившись на самом ярком пятне.

Не зря себя ругал. Минут через пять я будто бы вживую увидел картинку. Ночь, птица, на лапке металлический цилиндр, чьи-то смазанные лица, смех, злость, предвкушение. А потом темнота.

Очнулся я так, словно кто-то включил невидимый рубильник.

— Милорд?

Надо мной нависал Хан. Смотрел встревоженно.

— Что случилось? — хрипло спросил, морщась от головной боли.

— Так вы стояли, а потом стали падать. Я думал, вас опять стрелой кто, но нет, вы сами.

— Долго я был без сознания?

— Так меньше минуты. Я только и успел велеть позвать лекаря.

— Не надо лекаря, — я снова поморщился, но уже от того, что вспомнил, из чего тут делают лекарства.

Хан перечить не стал, крикнул кому-то, что лекарь отменяется, сам же помог мне подняться. Уф, вот это меня шибануло. Голова постепенно проходила, но тело буквально колошматило от слабости.

— Поесть бы, — буркнул я, приваливаясь спиной к камню.

— Так сейчас сообразим.

Хан исчез из поля зрения, и буквально через минуту мне в руки был всунут шмат жареного мяса, лепешка и кружка с чем-то отдалённо пахнущим квасом.

Слюна тут же скопилась во рту, а живот задушено квакнул. Облизнувшись, впился зубами в мясо, чувствуя, что сейчас помру от блаженства. Вот это я проголодался. Принесённое я умял быстро и от добавки не отказался. Даже не обратил внимания, что мясо холодное, лепешка чуть черствая и пресная, а квас не особо-то и вкусен.

Голова уже прошла, хотя отголоски боли всё ещё гуляли где-то в глубине, но и они почти затухли. Хан посматривал на меня с любопытством, но ничего не спрашивал, всё-таки молодец парень. Другой бы на его месте начал бы выспрашивать, чего и как, а этот молчит. Хорошее качество, молчание вообще золото, а порой и того дороже.

Голова прошла, поел, а теперь подумаем, что это я такое увидел. Собственно, примерно так же я видел, когда ковырялся в чужих головах. И поэтому можно сделать вывод, что я каким-то образом залез кому-то в голову. А если учесть, что я концентрировал внимание на эмоциональном пятне, которое от меня на довольно большом расстоянии, то картинка вырисовывается весьма интересная. Всё это хорошо, но вот последствия таких действий мне совершенно не нравились. А значит, надо тренироваться и помалкивать. Вряд ли кому-то придется по вкусу, что другой человек может вот так запросто у него в мозгах порыться, да ещё и на расстоянии. Быстро меня тогда прихлопнут.

Но даже так оставлять увиденное просто нельзя, но и сказать откуда узнал, тоже. Значит?

— Домой, Хан, хочу покемарить.

Напоследок оглянулся на зачарийцев, отмечая, что никаких изменений у них нет. До своего дома я добирался так, чтобы пройти мимо того места, в котором я уловил то яркое пятно эмоций. Это оказалась небольшая едальня, весьма зачуханного вида. Вывеска, на которой был изображён шмат мяса на косточке, покосилась и попросту грозилась отвалиться. Стены были обшарпанные и облитые продуктами человеческой жизнедеятельности. Доски если и были покрашены, то ещё в то время, когда Сиятельная Дея строилась.