Шон Исли - Отель «Странник»

Я долго вглядываюсь в фотографию папы и мамы на каком-то празднике. Папа одет в костюм типа карнавального, у него смешно топорщатся усы. Мама такая красивая в шелковом платье с цветами вишни. А за их спинами видны высокие металлические двери, украшенные рисунком знакомого дерева.

Монетка Нико служит доказательством – я это чувствую – того, что папа все еще жив, того, что кто-то попросту не пускает его обратно к нам.

А еще – доказательством, что папа находится где-то там и ждет, что я его отыщу.

Ба вернулась домой спустя пару часов, при этом делая вид, что ничего особенного не происходит. Но когда она сказала, что ей нужно перед сном поговорить с Кэсс наедине, я сразу понял, что на самом деле нас ожидает.

Очередная операция.

– Быстро в постель, – приказывает мне Ба и машет на меня рукой, как будто муху отгоняет.

Сердито бурча себе под нос, я иду в свою комнату. Ба никогда не говорит о состоянии здоровья Кэсс в моем присутствии. Разве что изрекает какую-нибудь ерунду, вроде того, что монетка на шее хранит мою сестру от злых духов, а вот от проблем со здоровьем уберечь не может. Даже с самой Кэсс она не поднимает эту тему без необходимости.

Кэсс родилась с диагнозом spina bifida. Это означает тяжелую болезнь, которая причиняет много неудобств. Мы еще счастливчики, потому что ее состояние – не самое тяжкое из возможных, могло быть куда хуже. Но все равно того, что есть, достаточно, чтобы ей провести остаток жизни в инвалидной коляске и постоянно ложиться на операции во избежание ухудшений.

Приятели в школе говорят мне, что глупо так сильно переживать из-за здоровья сестры, но они просто не понимают, насколько все серьезно. Ее жизнь постоянно подвергается опасности. Если мы не будем бдительны каждую секунду, все может измениться в мгновение ока. Я даже не хочу думать об этом – но приходится. Каждый миг может оказаться решающим.

Я довольно быстро начинаю уплывать в сон, и перед моими глазами снова возникает это величественное дерево.

Высоченный ствол в три обхвата, в десять обхватов, шириной с наш дом. Корни дерева проникают в глубину, извиваются у меня под ногами. Листья шелестят в лучах слепящего солнца.

С могучих ветвей вместо плодов свисают открытые двери. С ними что-то не так, в них есть что-то странное – помимо того, что вообще-то дверям не положено расти на деревьях. Это как раз ощущается совершенно нормальным. Странно, что, когда пытаюсь заглянуть в них, я не вижу за ними ни листьев, ни древесного ствола, ни даже яркого неба. За каждой из дверей мерцает какой-то свой, ни на что не похожий пейзаж. За одной я вижу покрытые снегом вершины гор, за другой – сверкающее море, за третьей – улицы большого города… Эти двери открываются в разные миры.

Внизу ствола тоже есть массивная дверь, и она внезапно распахивается. Из-за нее, откуда-то из-под корней, бьет золотой свет. Сквозь его пряди вдруг проникает рука и манит меня пальцем, приглашая войти…

Небо темнеет, ветер шепчет все отчетливее:

– Приди, приди…

Меня разбудил неожиданный шум в комнате.

Я резко просыпаюсь и перекатываюсь на бок, сжимая в кулаке папину монетку. Взгляд мой падает на фотографию мамы с папой, стоящую на прикроватном столике. Должен, должен же быть способ вернуть папу назад! В последнее время нам приходится так трудно. Если бы отец был здесь, он придумал бы, чем помочь. Ба ужасно устает, забывает на столе неоплаченные счета, а тут еще и Кэсс. Если бы папа вернулся, он бы нас всех спас, все уладил, отогнал всякое зло, научил бы меня, как помочь сестренке. Он мог бы…

Тук-тук.

Я сажусь в кровати. Происходит что-то странное. Похоже, звук исходит от окна моей комнаты.

Тук-тук-тук .

Я выскальзываю из-под одеяла и осторожно отодвигаю занавеску.

С той стороны стекла на меня глядит бледное лицо. Я едва успеваю подавить рвущийся наружу крик неожиданности.

– Нико! Это ты?

– Привет, дружище, – приглушенно отвечает мне парень с гладко прилизанными волосами. – Пусти меня внутрь. Hace frío [1] Тут холодно ( исп .). – Прим. перев. .

Я отодвигаю оконную защелку, и Нико легко забирается ко мне через подоконник, как будто он проделывал это уже сто раз. Вместо форменного фрака и пиджака с отворотами он сейчас одет в черную футболку и джинсы, а там, где мог бы быть нагрудный карман, видны четыре горизонтальные петельки, нашитые поверх ткани.

– Я надеялся, в Техасе потеплее, а у вас такой мороз, – говорит он, растирая замерзшие руки. – Я просто заледенел.