Мари Бреннан - В Обители Крыльев [litres]

В тот день зал был битком набит действительными членами Коллоквиума, а снаружи собралась внушительная толпа газетных репортеров, доброжелателей и критиканов. Мне отнюдь не хотелось заставлять их всех ждать, и посему я при первой же возможности, не откладывая дела в долгий ящик, принялась листать плотные пергаментные страницы, отыскивая подписи предшествовавших мне светил науки – основоположника таксономической классификации живых организмов Филиппа Дени; великого астронома, первооткрывателя лун, обращающихся вокруг иных планет, Евгения Иванова; создателя периодической системы химических элементов Рэндольфа Кремлея; выдающегося мыслителя, автора теории эволюции Альберта Веджвуда и, конечно, сэра Ричарда Эджуорта, чья книга оказала столь значительное влияние на мою юность и область деятельности.

Детально изучать ряды тех, с кем я отныне становлюсь вровень, времени не было – и, думаю, это только к лучшему: я ведь и так едва сумела унять дрожь в пальцах, когда настал момент добавить к их подписям свою. Однако я не пожалела минутки, дабы немножко заглянуть в прошлое, и отыскала страницу с именем Максвелла Оскотта. Подписываясь под Присягой, он еще не носил титула эрла Хилфордского, но, безусловно, был тем самым человеком, чье покровительство положило начало моей карьере. Если бы не он, не бывать бы мне в этот день в Большом Зале…

Впрочем, долго разглядывать его подпись не стоило. Хлюпанье носом, а то и слеза, упавшая на страницу сей драгоценной книги, сказалась бы на моей репутации отнюдь не лучшим образом. Тем не менее я подняла голову и оглянулась на Тома Уикера – ведь он был обязан покровительству лорда Хилфорда не менее моего. Мы обменялись улыбками, а затем я, склонившись над книгой, вписала в нее свое имя. Если вам выпадет шанс увидеть его там, знайте: небольшой пробел над ним оставлен не случайно: я была твердо убеждена, что моя подпись должна стоять справа от подписи Тома.

Затем состоялся банкет, в начале коего президент Коллоквиума поднялся и сказал обо мне великое множество лестного, после чего в мою честь прозвучало немало тостов. В большинстве оных так или иначе фигурировал тот факт, что звания действительного члена Коллоквиума меня удостоили единогласно. Правда, Том по секрету поведал мне, что президент, отведя нескольких самых строптивых джентльменов в сторонку, дал им понять: если они проголосуют против, в стенах Коллоквиума им будут отнюдь не рады, ибо, отказавшись признать заслуги натуралистки, открывшей популяцию последних доживших до наших времен дракониан, сие почтенное научное сообщество покроет себя несмываемым позором. В знак протеста означенные джентльмены, почтив своим присутствием церемонию подписания Присяги, воздержались от банкета, но я по ним нимало не скучала: стоит ли портить день триумфа видом их кислых мин? Выше я говорила, что если Коллоквиум и на этот раз откажется принять меня в свои ряды, я смогу со спокойной душой умыть руки, но наконец-то добиться исполнения юношеской мечты – ведь это куда как приятнее!

Да, узколобых ретроградов в Коллоквиуме немало, но все же это прекрасное учреждение, содействующее развитию научного знания в бессчетном множестве направлений. Ныне действительным его членом стал и мой сын Джейкоб, добившийся признания благодаря работам в области океанографии. Подумать только: когда я родилась, этой науке еще и названия не было! Натали Оскотт с друзьями, на время отвлекшись от небес, разработали и изготовили ему превосходное оборудование для исследования подводного мира, и Джейкоб распорядился им как нельзя лучше.

Сухайл много лет занимал пост президента Общества Языковедов, однако не столь уж давно ушел в отставку, сказав:

– Если мне больше никогда в жизни не придется сидеть на заседаниях, буду считать, что я почти попал в рай.

Кстати заметить, я в глубине души рада, что никому до сих пор не хватает духу предложить на пост президента Коллоквиума даму. Несомненно, в один прекрасный день это произойдет. Возможно, я даже еще успею поаплодировать леди, увенчанной сими лаврами, но… уж лучше пусть это буду не я.

Здесь у меня возникло было желание сравнить мир, каким я знала его в те дни, когда забальзамировала при помощи уксуса своего первого искровичка, с тем миром, в котором живу сегодня. Однако последний знаком читателям настолько, что любое пространное его описание окажется крайне утомительным, а что до первого – если уж мне не удалось передать основных его черт в предыдущих томах мемуаров, на то, чтоб сделать это сейчас, нечего и надеяться. Переменам подверглось всё и вся, начиная с практических фактов будничной жизни (как то – путешествий на целигерах и широкого применения для самых разных задач машин из драконьей кости), продолжая структурой ширландского общества (ныне женщины имеют не только множество возможностей для получения образования, но и избирательные права), и заканчивая развитием науки во всех ее областях, включая мою. Те, кто гораздо лучше меня разбирается в анатомии и химии, начали исследовать различные механизмы образования экстраординарного дуновения, – а ведь я, не имея систематического образования, к подобной задаче не смогла бы и подступиться. Естественно, и о лабильности развития и о том, как благодаря ей в древние времена на свет появились первые дракониане, теперь известно значительно больше.