Эрика Адамс - Поющая во тьме [СИ] [litres]

Лекс отказался. Ему не нужны были лишние глаза и уши, и он не был уверен в том, что спутники, которых так усердно навязывал ему Жрец, не избавятся от него при первой же возможности. Он взял самую малую часть из предложенного и отправился в путь вместе с торговым караваном. Он чувствовал, что его больше ничего не держит в долине Хендала. Ани была права, их путь окончился здесь, в этой кровавой долине.

И сейчас Лекс стремился как можно скорее покинуть эти земли, будто горевшие под ногами. Он нагло соврал бы самому себе, если бы сказал, что ему неинтересно, куда направилась Ании и что происходит с ней сейчас. Часть его рвалась броситься вслед за ней, по горячим следам…

Но он стискивал зубы и старался не думать о ней слишком часто. Получалось не очень хорошо. Он привязался к ней гораздо сильнее, чем мог предположить, и сейчас его снедала тоска от разлуки, причиной которой был он сам.

«Почему ты не вернулся домой?» — вертелся в его голове вопрос, однажды заданный ему Ании.

Изъеденный язвами сожаления и отравленный ядом прошлого, Лекс направил свои стопы в сторону Намирра. По пути он не задерживался подолгу на одном месте, берясь за всякую подручную работу, забыв о ремесле лекаря и прибегая к своим знаниям лишь в самых крайних случаях. У него неплохо получалось плотничать, и он со всей душой отдался этому делу.

Не раз ему предлагали остаться, пустив корни в том или ином городе, но каждый раз он отрицательно качал головой и едва заканчивал начатую работу, как вновь пускался в путь.

Через полтора года на широких мощеных улицах одного из городов Намирра появился чужеземец. Его можно было принять за намиррца, если бы не слишком смуглая кожа и замашки иностранца. Он был слишком легко одет для этого прохладного времени года и шёл, постоянно озираясь по сторонам.

Чужие заинтересованные взгляды скользили по его ладной, крепкой фигуре, по плечам, раздавшимся вширь от постоянной физической работы, но едва взгляд наталкивался на побледневшие, но ещё хорошо заметные шрамы на лице, как любопытствующие предпочитали отводить глаза. Они гадали, зачем это чужестранец в одиночестве праздно шатается по городу, изредка улыбаясь и что-то бормоча себе под нос.

Лекс бродил по улицам родного города, которые ещё были им узнаваемы, но все же изменились за эти долгие годы. Воспоминания лёгкой сизой дымкой окружали его, напоминая о прошлом. Но вопреки ожиданиям, он чувствовал лишь лёгкую грусть по давно ушедшему: никаких болезненных терзаний, раздирающихся душу.

Ему надо было проделать такой долгий путь, чтобы, наконец, понять: то, за что он так упорно цеплялся, отмерло и уже давно. А он лишь по привычке или из слепого упрямства хватался за него и шёл на дно, не давая себе хоть ненадолго вздохнуть полной грудью.

Он остановился перед высокими коваными воротами, нерешительно толкнул калитку и вошёл во двор дома, где провёл своё детство. Он не сомневался, что родители всё ещё живы. Это была какая-то непоколебимая уверенность, произрастающая изнутри. Дверь ему открыл один из слуг, немолодой, но незнакомый Лексу. Наверное, старый Ломарт, прислуживающий их семье очень долго, всё же умер.

— Чего вам? — тон слуги был неприветлив. Он с открытой неприязнью разглядывал чужеземца.

— Я хотел бы увидеться с хозяином, с Ремином эн — Рамид или его супругой.

— Хозяева не предупреждали о вас.

Слуга попытался закрыть дверь, но Лекс проворно схватил ее и дёрнул на себя.

— О моем появлении они не могли знать заранее. Иди и доложи, кому-нибудь из хозяев. Или хочешь, чтобы они, узнав позже о твоём своеволии, отходили тебя палкой или того хуже мокрым полотенцем по лицу.

В доме Лекса родители изредка наказывали особо провинившихся слуг. И неизвестно, что ещё было хуже, получить пару ударов палкой или мокрым полотенцем по лицу, захлестывающим глаза. Слуга помрачнел, видимо на своей шкуре ему уже доводилось испытывать все прелести этих наказаний. Нехотя, он пропустил непрошеного гостя внутрь, провел его в гостиную и ушел за хозяевами, гадая, откуда этому незнакомцу известны столь щепетильные подробности.

Несколько минут прошли в томительном и тревожном ожидании. Лекс разглядывал изменившийся интерьер гостиной, чувствуя себя неловко в этой роскошной обстановке. Послышался звук неторопливых мягких шагов. Не было характерного пристукивания тростью об пол, значит, это был не отец. Дверь отворилась и в комнату вошла мать.