Алекс Каменев - Алхимик

— Я бы послал тебя на деревенское кладбище, да боюсь местные поднимут бучу, — рассеяно обронил чародей и презрительно добавил: — Суеверный сброд, не понимает, что ради великой цели можно пойти и на жертвы. Тем более, что они не такие уж и большие. Подумаешь, сгнившие мертвяки.

Я гулко сглотнул. Он точно издевается. Идти ночью непонятно куда, раскапывать могилы, собирать человеческие кости в мешок, чтобы этот отморозок потом смог их бросить в свое варево?

Совсем спятил?

Нет, определенно, надо отсюда валить и подальше, на такое я не подписывался.

Грохот тяжелых сапог нарастал, гулкий топот приближался, эхом отражаясь от стен широкого коридора, влетая внутрь, как предвестник плохих новостей.

— Ваша милость, мы его упустили, — сообщил стражник, появляясь в дверном проеме.

Свет горящего факела отблесками падал на встревоженное лицо коренастого воина. Дурные известия, что он принес не могли обрадовать господина. В замке каждый знал, насколько тяжел его нрав. От последнего конюха до кастеляна — все опасались навлечь его гнев.

Граф молчал. Бездумный взгляд уставился в черный провал широко распахнутых створок окна. Оттуда доносился гомон встревоженного гарнизона, поднятого по тревоге. Солдаты носились, проверяли закоулки, но уже бесполезно. Вор пришел, забрал что хотел и преспокойно ушел, оставив с носом три сотни хорошо вооруженных воинов.

— Часовых на допрос в пыточную, — не оборачиваясь бросил граф. — Стоящих на часах у дверей сокровищницы тоже.

Стражник гулко бухнул сжатым кулаком по груди. Закованная в сталь перчатка с глухим звоном ударилась о стальной нагрудник.

— Да, ваша милость, — солдат развернулся и резво бросился обратно, мысленно вознося молитву всем старым и новым богам за то, что ушел из кабинета господина целым и невредимым.

Второй человек, находящийся в комнате, шевельнулся, небрежно поправляя широкие рукава изящного камзола бурого цвета, вышитого золотыми нитями.

— Сомневаюсь, что охрану подкупили, — лениво процедил он. — Лазутчик действовал весьма ловко. Обошел ловушки…

Его светлость, граф Карзани порывисто обернулся, уставившись на единокровного младшего брата с откровенной ненавистью.

— Думаешь я об этом не знаю? — зло прошипел хозяин замка — Я должен проверить все варианты.

Помедлил, не отводя от родственника горящего взора, и очень медленно добавил:

— В том числе предательство среди близких.

Графский голос, ставший похожим на змеиное шипение, заставил второго мужчину нервно поерзать на стуле. Как и рядовым обывателям ему тоже было известно, на что способен титулованный родич. В случае необходимости колебаться не будет, и плевать кого какие связывали кровные узы.

— Ты же понимаешь, что я тут ни при чем, — суетливо произнес Рауль, неосознанно делая попытку отодвинуться вместе со стулом подальше.

Еще целую секунду, показавшуюся невероятно долгой, граф смотрел на брата.

— Понимаю, — сказал он, выпрямляясь.

Плечи Рауля расслабленно опустились, на лбу выступили мелкие, почти незаметные, бисеринки пота. От него донеся нервный смешок.

— К тому же, если вора не поймают, то меня тоже ждет незавидная участь. Король вряд ли пожалеет нашу семью.

Граф Карзани еще сильнее нахмурился. Упоминание сюзерена снова вызвало злость. На себя, на безмозглую стражу, на криворуких инженеров, клятвенно заверявших про неприступность сокровищницы.

И что? Стража ничего не заметила, ни одна ловушка не сработала, а стальная дверь играючи взломана.

— Свиток похищен и этого не изменить, — тяжело роняя слова, изрек граф.

— В погоню отправили двадцать человек, — напомнил Рауль. — А затем еще двадцать. Может они его…

— Нет, — хозяин замка и окрестных земель рубанул рукой в воздухе. — Я не собираюсь полагаться на призрачные надежды.

Он порывисто прошелся по комнате, полы камзола, менее кричащего чем у брата, зато лучше пошитого, из самой дорого ткани, распахнулись задевая стоящие вокруг стола стулья.

— Ты прав, король придет в ярость, когда узнает о похищении свитка. И ни за что не простит пропажу. Наш дед поклялся своей жизнью и жизнью потомков, что наша семью сохранит его, не позволив, заключенным в нем знаниям вырваться наружу.

В воздухе повисло гнетущее молчание. Нарушение клятвы равнялось измене короне, а за это всегда следовало лишь одно наказание.

Смерть.

И зачастую на эшафот отправлялся не только виновный, но и все его ближайшие родственники. На всякий случай, как потенциальные сообщники преступника.