Лиза Палмер - Капитан Марвел. Быстрее. Выше. Сильнее

– Лучший день в жизни? – спрашиваю я Марию, пока мы идём следом.

Её улыбка озаряет светом всё лицо.

– Лучший день в жизни.

– Это фликербол! – доносится до меня голос Дель Орбе, орущего на распростёртого перед ним Пьерра.

Я смеюсь и вижу, как Бьянки трусит в моём направлении вдоль боковой линии через всё поле. Я беру толстовку, продеваю внутрь голову и пропихиваю усталые, потные, пусть и несколько замёрзшие, поскольку капли пота успели охладить моё тело, руки. Осень плавно перетекла в зиму, и теперь наши утренние пробежки выглядят так, словно кто-то поспорил, что мы никогда не осмелимся выйти на плац, нацепив на себя весь свой гардероб. Какими бы сложными и насыщенными ни были последние месяцы, у меня всё равно присутствует ощущение, что всё кроме полётов случается с кем-то ещё, что всё взаправду, только не взаправду. Лекции, курсы и полуденные часы, проведённые на поле для фликербола. Я словно хожу по коридорам, затаив дыхание, сдаю тесты, стиснув грудь, слушаю лекции, и не могу дышать, я всё время только и жду, когда смогу вновь подняться в небо и вдохнуть свежий и ароматный воздух. Я словно веду идеально сносное существование, до тех пор, пока снова не испытываю это чувство, когда желудок уходит в пятки, и я наконец-то могу дышать полной грудью. Полёты стали моей новой реальностью, а всё остальное не имеет значения.

– Дель Орбе сделал это нарочно, – говорю я, когда Бьянки усаживается рядышком.

– Он несколько месяцев это планировал, – со смехом соглашается Бьянки. Мы замолкаем и наблюдаем за тем, как наша команда готовится к следующей игре. Сборная нашей эскадрильи по фликерболу в настоящий момент метит на первое место, и, как и на полевом дне, мы снова завязли в соперничестве с эскадрильей Джонсона и Нобл. Однако на этот раз они подобрались гораздо ближе, чем бы нам того хотелось. Так что очень многое зависит от следующей игры.

– Идёшь на авиашоу в выходные? – спрашиваю я.

– Да, а ты?

– Ага.

Молчание.

– Хорошо.

Молчание.

– Мы с Марией берём уроки пилотирования в аэропорту неподалёку от города, чтобы получить лицензии пилотов-любителей и подать заявки в «Летающих соколов», – на одном дыхании выпаливаю я.

Я боюсь встретиться с Бьянки взглядом, хотя я чувствую, как его глаза сверлят меня.

– Секундочку, что?

– Мы никогда не были наедине, так что я не могла рассказать это только тебе, и мне не хотелось передавать тебе странные, загадочные записочки в библиотеке, но я также не хотела ждать, когда ты окажешься на смертном одре, а мне казалось, что к этому всё и идёт... в смысле, сколько месяцев прошло с тех пор, как ты впервые спросил меня, куда мы ездим по выходным?

Он молчит, пытаясь переварить услышанное.

– Три с половиной, почти четыре, на самом деле.

– Ого... правда?

Бьянки кивает, его тёмно-голубые глаза пристально смотрят на меня.

– Я думала, не больше одного.

– Неа.

– М-да, как быстро, оказывается, летит время, ха-ха, – говорю я, прочищая горло.

– Так, мне позволено будет задать уточняющие вопросы?

Тем временем на поле Мария бросает и забивает гол. Даёт «пятюню» Пьерру. Даёт «пятюню» Дель Орбе.

– Ну разумеется, – отвечаю я и показываю Марии оптимистичный большой палец вверх.

– У кого вы берёте уроки?

– У Джека и Бонни Томпсонов. Они воевали вместе с отцом Марии. Даже на нескольких войнах, – говорю я, отслеживая успехи Марии: она лавирует между противниками и прорывается вперёд. Пасует. Ловит. И снова забивает. Мы с Бьянки аплодируем ей.

– Отец Марии воевал?

– Он был «Пилотом из Таскиги» [14] «Пилоты из Таскиги» – неофициальное название группы лётчиков-афроамериканцев, сражавшихся во Второй мировой войне. Другим прозвищем эскадрильи были «Красные хвосты» (прим. пер.). , – говорю я.

– Ого.

– Как и Джек.

– А Бонни?

– Она научила летать их обоих, а затем ВВС позволили ей летать на транспортах, – я не могу смотреть на него, – она постоянно говорит, как гордится тем, что смогла послужить своей стране, но... – Я умолкаю. Просто не могу это произнести. Бьянки кивает. Делает глубокий вдох и складывает руки на затылке. Он смотрит на землю, и я вижу, как облачко дыхания паром поднимается в стылом зимнем воздухе. Когда он, наконец, начинает говорить, его голос звучит до боли добрым, и мне почти хочется, чтобы он звучал иначе.

– Так значит, это всё для того, чтобы стать лётчиком-истребителем.

– Всё посвящено тому, чтобы стать лётчиком-истребителем, – быстро и жёстко говорю я, почти рыча. Моя реакция шокирует даже меня. – О господи, прости. Я так... Ого, я... Похоже, я не вполне довольна тем, кем я, по моему мнению, была.