Лиза Палмер - Капитан Марвел. Быстрее. Выше. Сильнее

– Расскажи нам, что ты видишь, – приказывает Вольфф, и я всеми силами сопротивляюсь желанию выпалить «мои мечты становятся явью!»

– Мощь, – отвечаю я вместо этого.

– Отлично, Дэнверс, – говорит Вольфф и отворачивается от меня к остальным кадетам. Он берёт долгую многозначительную паузу, и мы следим за каждым его вдохом, засекая, как он сжимает и разжимает челюсть.

И наконец...

– В этом самолёте вы сможете почувствовать каждый каприз, который небеса заготовили для вас, – Вольфф снова оборачивается ко мне, – ты должна быть готова к любой вероятности.

– Обузу, – говорит Дженкс, вставая за Вольффом.

– Сэр? – переспрашивает Вольфф.

– Это ответ на ваш вопрос «что вы видите?», – отвечает Дженкс, обходя планер кругом. Руки по-прежнему держит за спиной, большой палец дёргается при каждом шаге.

– Да, сэр, – соглашается Вольфф.

– Обычно это происходит в кабине, где человек впервые познаёт свои ограничения.

– И свою свободу, – замечает Вольфф. Воцаряется тишина. – Сэр, – добавляет он.

– Полёты подчиняются тем, кто познаёт контроль и самодисциплину. Они не предназначены для импульсивных, беспечных или излишне эмоциональных, – говорит Дженкс, каждое слово вышибает из меня весь воздух, ощущается будто личное, персональное нападение.

– В импульсивности мы находим неравнодушие. В беспечности – отвагу. И в эмоциональности мы находим человечность. Сэр, важно лишь то, можно ли их этому научить, – Вольфф встаёт между Дженксом и мной, и я решаю, что совершенно облажалась, сочтя его самым неподходящим лётным инструктором.

– Что ж, мне даже интересно будет посмотреть, как закончится... – Дженкс замолкает, награждая меня таким взглядом, будто я всего лишь затхлое, мокрое полотенце, – ваш маленький эксперимент.

– Да, сэр.

Дженкс изучает трёх остальных кадетов, расправляет плечи и, не произнеся более ни слова, направляется к другой группе. Вольфф барабанит по фюзеляжу, и я трактую это как намёк, что пора вылезать. Никто из нас не говорит о том, что только что произошло, но пока я вылезаю из планера, я чувствую восхищение. И одновременно закипаю от ярости. Как Дженкс вообще посмел испортить мои первые впечатления от пребывания в кабине своими непреклонными, холодными словами?

Я сжимаю ладони в кулаки и пытаюсь вспомнить ощущения рычага управления в моих руках. Каково это – сидеть в кабине. Вспомнить «щелчок» , который никому, даже Дженксу, не под силу у меня отобрать. Здесь моё место. Вот для чего я рождена, какой бы импульсивной, беспечной и эмоциональной я порой ни бываю. Наконец, я делаю глубокий вдох, и постепенно слова Дженкса звук за звуком начинают стираться из памяти.

Я отхожу в сторонку и наблюдаю, как оставшаяся троица кадетов по очереди забирается в кабину планера и получает свою порцию мудрых советов от Вольффа. Моё мнение о нём растёт каждое мгновение, что я провожу в его обществе. Может, он и выглядит как качок из средней школы, но за всем напускным чванством скрывается ещё один парень, который всю жизнь мечтал летать.

Оставшееся время мы изучаем основы, уделяя особое внимание каждой крупице информации, которую Вольфф вдумчиво – и очень медленно – передаёт нам. К концу занятия я просто в восторге. Какого это – быть настолько уверенным в себе, чтобы занимать столько времени и пространства, как Вольфф? Не позволять, чтобы тебя отодвигали в сторону.

Остаток дня я провожу в мыслях. Я просиживаю занятия, пока мой мозг решительно не желает отвлекаться от воспоминаний о каждом изгибе планера, о тех чувствах, что ты испытываешь, сидя пристёгнутой в его кабине, о том, как выглядит мир из кабины самолёта. И пока я тщательно архивирую каждое ощущение, Чтобы насладиться ими позже, остаётся одна вещь, которую я не могу свести к одному моменту или изображению. Ещё одна часть того самого урока, который вертится вокруг меня на протяжении последних месяцев.

Где-то в глубине души я всегда знала, что моё место в кабине самолёта. Я просто на автомате думала, что для того, чтобы эта мечта стала явью, кто-то ещё – кто-то по-настоящему важный (в отличие от меня) – должен одобрить эту идею. Вот почему уважение кого-то вроде Дженкса так много значит для меня. Конечно, когда я сегодня забралась в кабину, то почувствовала себя большей собой, больше в мире с самой собой, более идеально готовой для будущих свершений, чем когда-либо в своей жизни. Но какая-то часть меня по- прежнему не хочет – не может – считать это свершившимся фактом, считать правдой, пока кто-то вроде Дженкса не озвучит свою экспертную оценку.