Дмитрий Скирюк - Драконовы сны [litres]

– Может быть, пойдём? – в который уже раз предложил Золтан.

Жуга поправил капюшон плаща. Нахохлился.

– Не знаю. Ты иди. Я тут побуду.

– Я подожду тебя внизу. Зайду пока, куплю чего-нибудь поесть.

Травник дёрнул плечом: «Покупай», и тот неслышно ушёл.

Небо из синего стало сине-зелёным. Багровел закат. Травник не видел всех его цветов, но всё равно смотрел как зачарованный. Туман клубился и густел, обретал очертания. Всё становилось расплывчатым, значительным. Загадочным. «Рожденье года, – думал травник. – Почему начало всегда такое блёклое? А ведь взять, к примеру, осень, та как раз наоборот – сплошная мешанина красок… Почему? Будто кто-то хочет нарядиться в последний раз и после умереть».

Земля внизу притягивала, поворачивалась медленно. Жуга сморгнул – впервые у него при взгляде вниз кружилась голова; он вздрогнул и поспешно отвёл взгляд. Что-то изменилось, только перемены были незаметны. Как стихия воздуха, которая меняется незримо.

«Он что-то сделал, – подумал Жуга. – Он что-то сделал, тот дракон. Что-то сделал со мною. И я не знаю, что».

За спиной раздались лёгкие шаги. Остановились.

– Прошлое – поделом, – проговорил Жуга, по-прежнему упрямо глядя вниз. – Это только кажется, что можно всё начать с начала, на самом деле всё возвращается. И жжётся. Может, Герта и была права, когда хотела всё забыть?

Ответили молчанием. Жуга напрягся. Обернулся тихо-тихо. Замер.

Пёс был здесь. Поджарый, мускулистый, он стоял, расставив все четыре лапы, менее чем в четырёх шагах за травником. На мгновение нахлынул страх, нахлынул и прошёл, сменившись безразличием. Пёс не стремился нападать, он просто пришёл и стоял. Шерсть рыжую покрыла ржавчина заката. Щурились глаза.

– Ну, что ж, – проговорил Жуга, – всё верно, ведь уже весна. Я так и думал, что один из вас придёт за мной.

«Я пришёл не за тобой».

– Мне всё равно, – Жуга махнул рукой и отвернулся, на мгновенье потеряв к собаке интерес. Затем вдруг обернулся снова и вгляделся повнимательней.

– Постой. Так ты… из тех, что приходили за огнивом?

Кивок.

– Ах, вот как… – травник закусил губу. – Так стало быть, Рудольф…

«Рудольф сам сделал свой выбор. Я тут ни при чём».

– Тогда что тебе надо? Если причина в деньгах, я тебе их верну, как только Яльмар уладит все свои дела. Или… Яд и пламя, неужели всё-таки Натан их разменял?

«Оставь себе. Теперь мне уже ничего не надо. Я видел то, что хотел увидеть. Можешь их менять и тратить – я больше не приду».

Сны.

Травник на мгновение прикрыл глаза.

Что делал страж сокровищ в бездне сновидений? Для чего явился в город, если деньги теперь не нужны?

Бездна наплывала. Сны опять вели дорогой к имени.

– Эйнар , – сказал он наконец, открывая глаза.

«Да, это я».

– Стало быть, ты вовсе не дельфин.

Пёс сел и стал чесаться, словно самая обыкновенная собака. Встряхнул косматой головой. Глаза мерцали в сумерках, как два фонаря. Большие такие глаза. Серьёзные. И была совершенно человеческая тоска в их глубине.

«Чья вина, что Рудольф сочинил некрасивую сказку? Может, было бы так, и я сейчас резвился бы в море, ни о чём не думая. Но он убил меня из-за угла, и вот тогда, наверное, моё желание поменялось. Я хотел только одного – отомстить. Всё это время – отомстить за мою поруганную любовь. Отомстить – и больше ничего».

Жуга опустил глаза. Долго молчал.

– Да, – сказал он наконец, – теперь я вижу, как мне повезло. Я мог бы стать таким, как ты.

«Твой наставник принял на себя стрелу, которая была предназначена тебе. Хороший учитель даже свою смерть превратит в урок. Помни это. И прости его».

– За что?

«За то, что он тебя оставил».

Травник встал и отошёл от края площадки. Остановился перед псом.

– Ты знаешь Сны Драконов лучше, чем я, Эйнар. Можешь ты ответить на один вопрос? Всего лишь на один.

«Говори».

– Заветное желание Герты. Какое оно было?

«Как и у всех. Чтобы её любили».

– И всё?

«И всё».

– Оно… сбылось?

Пёс непонятным образом ухитрился пожать плечами.

«Сильна, словно смерть, любовь. Тебе виднее, Лис. Тебе видней».

Травник неловко повёл руками. Прошёлся пятернёй по волосам.

– Я говорил ему… ей… В общем, я говорил… Как думаешь, у эльфов и людей могут быть дети?

Ответа не последовало. Очертания пса заискрились и поблёкли, и там, где только что стоял Эйнар, вдруг стали чернота и звёзды.

Наступила ночь.

Растрёпанное утро рвалось в окна пеньем птиц и свежим ветром, и ещё каким-то необыкновенным звуком, приходящим лишь во сне – звучаньем флейты-пикколо, звенящим радостным мальчишеским сопрано, звоном ручейков и свистом ветра в парусах. Ещё звучали в нём дикий зов, восторг и упоение.