Т. Баррон - Семь песен [litres]

– А теперь посмотрим, что я могу сделать для этой девочки, с которой вы связаны не только узами дружбы, но и узами крови.

Он протянул здоровую руку к Рии, лежавшей на одеяле из белой мглы. Она была неподвижной и безжизненной, словно статуя. Краски сошли с ее лица, а наряд из ветвей и листьев увял. Сердце сжалось от страшной тоски, я испугался, что она умерла слишком давно, что тело ее остыло и теперь даже величайший из богов не сумеет оживить ее. Ведь Гври сказала мне, что Дагда, несмотря на все свое могущество, не может вернуть к жизни того, кто ушел.

Он закрыл глаза и очень осторожно поднял безвольную руку мертвой. Казалось, он к чему-то прислушивается. Затем, не открывая глаз, он приказал мне:

– Ты можешь отпустить ее, Мерлин.

Я подчинился не сразу, потому что боялся, что это будет означать для Рии верную смерть. Я подумал, что как только ее дух покинет меня, как только он улетит, я потеряю всякую надежду снова увидеть ее живой. Мне очень хотелось услышать смех своей сестры, но сильнее этого желания был страх потерять ее навсегда.

– Мерлин, – повторил Дагда. – Пора.

И я позволил ей уйти. Я почувствовал, как где-то в глубине моего существа ожил ее дух. Затем ее душа оставила меня. Сначала у меня возникло ощущение, словно кровь медленно, тонкой струйкой вытекает из меня, а потом она хлынула рекой, разрушающей плотину. Мои незрячие глаза наполнились слезами, потому что я знал: неважно, вернется ли Риа в свое смертное тело или нет, мы с ней никогда больше не будем настолько близки, абсолютно близки.

Я медленно, очень медленно выдохнул. Обрывки тумана сплелись в воздухе между нами, образуя мерцающий мост, соединявший наши тела. Магический мост парил в воздухе всего мгновение, а затем исчез.

Только после этого я обратил внимание на рваную рану на виске Рии. Рана начала заживать, закрываться изнутри. Кожа стягивалась, кровавые пятна цвета ржавчины исчезали с ее волнистых волос, с шеи, с ее зеленого костюма. Краски возвращались на лицо. Листья и стебли, составлявшие ее костюм, снова зазеленели.

Указательный палец Рии задрожал. Шея распрямилась. Ее серо-голубые глаза открылись, и одновременно открыл глаза Дагда. Пристально глядя на корни, с которых свисали ветви омелы, она робко вздохнула. Обернувшись к Дагде, она улыбнулась и сказала:

– Ты живешь на дереве, так же, как и я!

Ее смех, звонкий, словно колокольчик, разнесся над туманной долиной. Я засмеялся вместе с ней, и Дагда разразился глубоким, раскатистым смехом. Он даже дрожал от радости, и величественное дерево тоже начало раскачиваться под небесами. Капли росы падали сверху, разлетались и искрились. Несчастье, примостившийся на моем плече, весело заклекотал. Мне показалось, что сама вселенная присоединилась к нам и тоже смеялась.

Сверкая глазами, Риа села и повернула ко мне голову.

– Мерлин, ты сделал это! Ты спас меня.

– Нет. Тебя спас Дагда.

– Не без твоей помощи, юноша. – Старик убрал со лба седые пряди. – Ты хранил ее дух так же бережно, как и ее смертное тело, и поэтому не дал ей умереть по-настоящему. Она достаточно долго оставалась с нами, и я сумел вернуть ее тебе.

Взгляд его переместился на Рию.

– Ты тоже помогла мне.

– Я?

Старик медленно кивнул.

– Ты наделена светлой, лучезарной душой, Рианнон. Необычайно светлой. Ты обладаешь неисчерпаемой жизненной силой; пожалуй, она может сравниться с могуществом, которое я вложил в одно из Сокровищ Финкайры – Огненный Шар.

Риа покраснела.

Я вспомнил мерцающую оранжевую сферу, которую спас из-под развалин Черного замка.

– Он имеет какое-то отношение к исцелению, верно?

– Да, к исцелению. Но не тела, а души. Потому что Огненный Шар в руках мудрого человека может возвращать душе надежду, радость, волю к жизни, желание жить.

Дагда обернулся ко мне.

– Ты, Мерлин, лучше других знаешь, как ярко сияет душа твоей сестры.

Я вдруг понял, что до сих пор ощущаю в душе, в сердце, присутствие Рии. Частица души моей сестры осталась во мне. И я знал, что она останется со мной навсегда.

– Да, – сказал хрупкий седой старик. – Твое обучение искусству волшебства только началось. Но близкое знакомство с мудростью и душой твоей сестры было частью его. Важной частью.

– Моя восьмая Песня, можно сказать.

– Да.

Я взглянул на Рию.

– Айла пыталась сказать мне это, а я ее не понял. Но теперь, как мне кажется, я начинаю улавливать, в чем смысл.

Она прикоснулась к своему амулету.

– Другими словами… ты научился слушать инстинкты.