Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

Андерсон на пару минут погрузился в молчание. Глаза его задумчиво блуждали.

– Позвольте я сперва угощусь этим чудным поросёнком? – наконец сказал он вместо ответа. – А то у меня голова идёт кругом от запаха жаркого.

Золтан пожал плечами:

– Да пожалуйста. И пусть ваши спутники тоже подсаживаются. Боюсь только, на троих этого будет маловато.

– Ничего, – усмехнулся толстяк. – Зная ваши вкусы, мы закупились провизией. Думаю, вы тоже к нам присоединитесь.

– Вам будет трудно меня удивить.

– Я попытаюсь. – Он обернулся: – Рутгер! Мне тяжело вставать. Не сочтите за труд, подайте мне вон тот мешок… да, этот. Спасибо.

Он распустил завязки, ухватил мешок за углы, с усилием перевернул его и вывалил на молодую травку содержимое.

Золтан отшатнулся. Стрела в его руках переломилась.

– Аш-Шайтан! – он вскочил и бросил обломки в костёр. – Что это за шутки?!

Перед ним лежал большой, плохо обработанный сосновый чурбак, кое-как перевязанный потемневшей верёвкой. Изнутри доносилось приглушённое, но ясно различимое гудение.

– Что это?

Андерсон скривился в усмешке.

– А вам, оказывается, чужд пантагрюэлизм, хотя при вашей работе это было бы очень полезное качество. Это улей. Малая дуплянка. Я приобрёл её на ферме возле Синего ручья. Вы что, никогда не видели улья?

– Видел, но… – Золтан нахмурился. – Андерсон, прекратите эти нелепые шутки. На чёрта он вам сдался?

– Там, внутри, пчёлы, целая семья. Они дают превосходный мёд. Вы любите мёд?

– При чём тут мёд? Чего вы хотите добиться? Я ничего не понимаю!

– Хотите откровенности? – Андерсон вздохнул. – Что ж, будет вам откровенность. Но придётся подождать. Совсем немного. Видите ли, Золтан, один из моих спутников отстал. Вернее, не совсем отстал, а так, решил наведаться в ближайшую деревню.

– Зачем?

– Представьте, за молоком, – без тени насмешки сообщил господин Андерсон. – А без него дальнейший разговор теряет смысл. Но, думаю, вскоре он нас нагонит, и тогда… А, вот, кажется, и он.

Со стороны дороги вновь донёсся стук копыт, на сей раз одинокий.

– Рисковый парень этот ваш четвёртый, – покачал головою Хагг. – Одному в такое время можно запросто нарваться на грабителей.

– Да, вы правы. И тем не менее. Иногда мне кажется, что она ничего не боится.

Золтан поднял бровь:

– «Она»?

Ездок тем временем уже свернул с дороги и теперь уверенно пробирался на поляну меж деревьев – хрупкая, почти мальчишеская фигурка, закутанная в зелёный плащ. Капюшон был сброшен за спину, открывая золотистые подстриженные волосы. Скакун был тоже необычной масти – кофе с молоком. Всадница сидела по-мужски, справа у седла был приторочен арбалет. Коня она осадила чуть ли не у самого огня и не спешила спускаться.

Несколько мгновений Золтан и женщина молча смотрели друг на друга, потом Хагг криво усмехнулся и покачал головой.

– Так-так, – пробормотал он, – сюрпризы продолжаются. Вот так встреча! Не знал, что ты теперь работаешь на Андерсона, Белая Стрела.

Девушка в седле нахмурила брови.

– Я ни на кого не работаю, – бросила она вместо приветствия и резко потянула удила. Соловый немецкий рысак присел, попятился и захрапел, затанцевал на пятачке. Развернулся. Рука в перчатке на мгновение показалась из зелёных складок. Пузатая глиняная бутыль взлетела в воздух, рассыпая жемчуг белых капель, и через мгновение закончила свой путь в руках у Рутгера.

– На, держи, – сказала девушка, осаживая коня. – Вот твоё молоко.

Наёмник невозмутимо перевернул пойманную бутыль горлышком кверху и выдернул промокшую тряпичную затычку. Понюхал содержимое.

– Вчерашнее, – сообщил он голосом, лишённым всяческого выражения.

– Сгодится и такое, – фыркнула всадница. – Доставай котелок.

Золтан почесал подбородок и бросил два взгляда, косых и быстрых, на наёмника и на новую гостью. Похоже было, что в отряде господина Андерсона не всё так уж безоблачно: между этими двоими явно пробежала кошка, и, возможно, не одна.

– Сама достанешь, – не замедлил подтвердить его подозрения Рутгер.

Солнце! Солнце! Солнышко! Мохнатый тёплый золотистый шарик в небе юной, стынущей весны – есть ли в этом мире что прекраснее и лучше, чем клубок соломенной небесной пряжи в гулкой синеве? Мир оживал и жаждал возрождения. На деревьях зеленели листья, под деревьями пробивалась трава, бугристый чёрный снег дотаивал в оврагах, лёд в каналах окончательно сошёл на нет, оставив, словно эхо, утренние забереги.