Холли Блэк - Королева ничего [litres]

Возможно, я сама кричу сейчас.

Народ бежит ко мне. Слышу клацанье стали и свист летящих по воздуху стрел, но мне кажется, что все это происходит где-то далеко-далеко от меня.

А в ушах у меня громом отдается проклятие, сказанное мне Валерианом перед тем, как ему умереть.

«Пусть твои руки всегда будут запятнаны кровью. Пусть смерть будет единственным твоим спутником».

– Ты должна была сделать то, о чем мы с тобой договаривались, – злобно выкрикивает лорд Джарел, сидя в седле и замахиваясь в мою сторону копьем. – Твое правление будет коротким, смертная королева.

На его пути вырастает Грима Мог верхом на своем олене. Ее клинок уже обнажен.

– Вначале я собираюсь убить тебя, – говорит она ему. – А затем съесть.

Две черные стрелы вылетают из-за деревьев и вонзаются в горло лорда Джарела. Он валится с лошади под несущиеся со стороны Двора Зубов испуганные крики. Успеваю заметить мелькнувшие сквозь листву белые волосы Бомбы.

Грима Мог разворачивается и вступает в поединок сразу с тремя рыцарями из Двора Зубов. Ловлю себя на мысли о том, что она, возможно, когда-то командовала ими и знает их, но это для нее ничего не меняет.

Криков вокруг меня становится все больше, а звуки боя постепенно утихают.

Со стороны моря я слышу призывное пение рога.

Возле черных камней вскипает, пенится вода. Из морских глубин поднимаются мерфолки и селки, их чешуя блестит, отражая солнечный свет. Вместе с ними верхом на спине акулы поднимается Никасия.

– Подводное королевство уважает договор с сушей и с Верховной королевой, – кричит она, и ее голос далеко разносится над берегом. – Опустите свое оружие.

Спустя мгновение армии Подводного мира накатывают на берег.

Передо мной встает Мадок. Его щека и лоб испачканы запекшейся кровью, лицо выражает какую-то дикую, жуткую радость. Красные шапки рождены для этого – кровопролития, жестокости и убийства. Думаю, что он даже сейчас может – хотя бы отчасти – разделить эту радость со мной.

– Вставай.

Большую часть своей жизни я провела, подчиняясь его приказам. Встаю на ноги и тянусь рукой к золотой уздечке, той самой, к которой привязаны волосы Мадока, к той, которой я могла – и еще могу – связать его.

– Я не собираюсь побеждать тебя, – словно издалека слышу я собственный голос. – И хотя мне не доставило бы большого удовольствия видеть, как впиваются в твою кожу ремешки уздечки, но и оплакивать тебя я не стала бы.

– Хватит, – говорит он. – Ты уже победила. Смотри.

Он берет меня за плечи и разворачивает так, чтобы я посмотрела туда, где лежит огромное тело змея. Я вздрагиваю от страха и пытаюсь вырваться из хватки Мадока. И тут замечаю, что бой остановился, а народ уставился на змеиное тело, которое начинает светиться.

А затем из этого сияния выходит Кардан – обнаженный, покрытый кровью…

…Живой.

«Только из пролитой им крови может восстать великий правитель».

Весь народ, до одного, опускаются на колени. И Грима Мог тоже. И лорд Ройбен. Даже те, кто секундой ранее жаждал убивать, замерли, потрясенные. Никасия с моря смотрит на то, как весь Эльфхейм низко кланяется Верховному королю, восставшему и возродившемуся.

– Я склоняю голову перед тобой, – еле слышно говорит мне Мадок. – И только перед тобой.

Кардан делает шаг вперед, и у него из-под ног по земле разбегаются тонкие трещинки. Затем он громогласно, так, что его слова слышны каждому, кто находится здесь, произносит:

– Заклятие снято. Король вернулся.

Сейчас он не менее грозен, чем любой змей.

Но мне на это плевать. Я бегу, я мчусь в его объятия.

Пальцы Кардана впиваются мне в спину. Он дрожит, только вот не понимаю отчего: от того, что магия заклятия его отпустила или от страха. Но держится он за меня так, словно я для него единственная прочная опора на целом свете.

Приближаются солдаты, и он резко отрывается от меня. Стискивает свою челюсть. Отмахивается от рыцаря, который предлагает ему свой плащ, хотя ничего, кроме крови, на Кардане нет.

– Я уже несколько дней не носил никакой одежды, – протяжно произносит Верховный король, и если промелькнула при этом какая-то неуверенность в его взгляде, заметить ее вряд ли кому удается, поскольку все смотрят на него с благоговением. – И не понимаю, почему должен сейчас вновь начать ее носить.

– Из благопристойности, быть может? Из скромности? – пытаюсь подыграть ему я, удивляясь тому, что он может шутить по поводу заклятия. И вообще шутить в такую минуту.