Кара Барбьери: Белый олень [litres]

– Правда. – Уголок губ Сорена приподнялся в едва заметной улыбке. – С твоей стороны это был достаточно разумный поступок. – Мне кажется или в его голосе действительно проскользнул намек на удовлетворение?

– Разумный?

В этот раз улыбка проступила заметнее. Надо же, улыбка.

– Разумный. Изобретательный. Немногие люди на твоем месте сообразили бы так поступить, но после твоего разоблачения… – Он провел рукой по волосам.

Я зашаталась. Не знаю, сколько крови я потеряла, но круги перед глазами подсказывали: много. Голос Сорена и зал то приобретали четкость, то снова расплывались. Но когда я постаралась сосредоточить взгляд на хозяине, то сразу поняла, что это плохая идея. От того, как он смотрел на меня, я похолодела: его обычная апатия и скука исчезли, сейчас он казался искренне взволнованным. « О чем ты только думала? На самом деле? » – эхом раздавался в голове его голос.

– Признай, Яннеке, что если бы тебя уличили в проносе железа на территорию королевского дворца, то могли бы казнить. Да и меня тоже. Не слишком обдуманный риск.

– Почти уверена, ты что-нибудь придумаешь. Ваш народ славится извращенной логикой, – хмуро заявила я.

– Поделись своими соображениями, пожалуйста. – Не дав увести разговор в сторону, Сорен подкрепил просьбу широкой улыбкой. Я лишь сглотнула.

– Ну, будучи рабыней, я не должна была общаться с другими гоблинами, приносившими обеты верности, за исключением вынужденной драки. По правде, я вообще не ожидала, что окажусь здесь. А если бы я вступила в схватку на землях Пермафроста, в том числе и во дворце короля, то к ситуации можно было бы применить закон зимы, распространявшийся на смертельные поединки. Победитель бы остался в живых, и долг, таким образом, был бы уплачен. Железо дало бы мне преимущество в сражении с любым противником, а если бы я проиграла, что ж, твоим владениям это не принесло бы вреда, так как согласно зимнему закону моя смерть послужила бы достаточной компенсацией.

Сорен удивленно вскинул брови.

– Ты дрожишь, – он произнес это так, будто только сейчас заметил проблему. – Продолжим обсуждение позднее.

Наконец-то! Облегчение было так велико, что колени подкосились. Я попыталась сделать шаг вперед, однако силы окончательно меня покинули и я осела на пол.

На полпути меня подхватили холодные сильные руки, которые с легкостью подняли мое окровавленное тело. Следующие слова прозвучали очень тихо, но, так как голова моя покоилась на груди Сорена, я прекрасно их расслышала:

– Это все меняет.

Затем я погрузилась в темноту.

Когда я пришла в себя, то оказалась уже не в зале для приемов. Помещение было абсолютной его противоположностью, почти полностью лишенное украшений. Стул рядом с моей постелью на данный момент пустовал. Я лежала на возвышении, покрытом меховыми шкурами – волчьими, тигриными, рысьими, медвежьими, – но они были разбросаны вокруг моего обнаженного тела, никак не выполняли своего предназначения и не согревали меня. Воздух был ледяным, но как только я потянулась, чтобы накрыться одной из волчьих шкур, чья-то рука толкнула меня обратно.

Таня, целительница Сорена, смотрела на меня, стоя у возвышавшегося изголовья. Ее земляничного цвета волосы были собраны в хвост за спиной, однако пара прядей выбилась и прилипла к ее лицу, покрытому кровью. Меня всегда удивляло, насколько же они непохожи с племянником! Ярко-красный оттенок ее шевелюры довольно странно сочетался с темной кожей, но, на удивление, очень ей шел. Глядя на голубовато-серую, практически прозрачную кожу, фиалковые глаза и длинные белоснежные волосы ее племянника, было сложно представить, что они могли быть кровными родственниками.

Таня откинулась назад, осматривая меня внимательным взглядом. Кажется, увиденное не слишком вдохновило ее.

Я постаралась усилием воли отогнать охвативший меня жар смущения: ни одному гоблину я не позволяла видеть себя обнаженной, даже целителю.

Однако боль и головокружение от потери крови исчезли, а на месте ран теперь красовались новенькие блестящие шрамы. « Отлично дополнят мою увеличивающуюся коллекцию », – ядовитым дождем окатила меня мысль.

– Неплохо тебя потрепали в драке, – отметила Таня. Ее тон был резковатым и деловым, с обычными для нее прохладными нотками. Секундная гримаса неудовольствия, ранее промелькнувшая на ее лице, теперь сменилась бесстрастным выражением, по которому ничего невозможно было прочитать. Так не похоже на беспокойство Сорена – последнее, что я запомнила перед тем, как потерять сознание. Это воспоминание заставило мой желудок тревожно сжаться. Должно быть, я ошиблась. Гоблины могли испытывать ярость и боль, вину и удовольствие, но без тех глубоких оттенков, которые были доступны людям. По большому счету, эти монстры могли игнорировать эмоции так же легко, как жужжание мухи.