Розария Мунда - Рожденный в огне [litres]

– А ты точно другая, Джулия?

Ее глаза засверкали. Вместо того чтобы ответить, она бросилась ответным обвинением:

– А ты? Твой новый режим уже терпит неудачу. Атанатос не сделал ничего, кроме как заполнил наши города работными домами и уничтожил наши библиотеки.

Мой ответ прозвучал холодно, потому что мне стало понятно, что Джулия злится:

– Он пытается начать с самого начала, а это сложно. И что такое цензура в сравнении с вашими преступлениями? Вы напали на наших рыбаков и торговцев. На гражданских. Они были безоружны.

Лицо Джулии исказилось.

– Мы сделаем все возможное, чтобы вернуть то, что принадлежит нам.

Я вдохнул наполненный паром воздух, поднимающийся вверх от реки Фер, и покачал головой.

– Каллиполис больше не ваш. Люди уже сделали свой выбор. И они не хотят снова видеть повелителей драконов.

Губы Джулии искривились в улыбке; затем улыбка затронула ее глаза, она смотрела на меня. Подняла руку, открытой ладонью указывая сначала на меня, а затем на Пэллора, стоящего на противоположной стороне дымящегося пруда, – серебристое пятно за скоплением карстовых пород.

– Ты уверен? – мягко спросила она. – Только посмотри на себя, Лео. Посмотри, они готовы вернуть твои земли тебе. Дракона, власть, уважение. Это правда, что ты фаворит и преемник Атанатоса?

Улыбка Джулии стала еще шире, когда я не ответил.

– Мы с тобой были рождены, чтобы править.

Вот оно. Единственное убеждение, из-за которого они все погибли. Все началось еще с повелителей драконов, описанных в «Аврелианском цикле», продолжилось моим отцом, а теперь в это верила и Джулия.

– Нет, – ответил я.

Я думал добавить еще что-то, чтобы объясниться, но теперь понимал, что в этом не было никакой нужды. Она со мной не согласится: она и не собиралась соглашаться. Мы перешли от границ разума к порогу веры. Я не буду унижать ее и считать, что ее убеждения – не такие выстраданные, как мои.

Кажется, она и сама это понимала. Она не пыталась спорить, спрашивать почему. Мы продолжали нашу прогулку по краю пруда, но теперь в молчании. Мне казалось, что я высказал уже все, что должен был, и она тоже это сделала. А еще мне казалось, что мы стремились к этому тупику: теперь, когда мы пришли к нему, мы готовы были закончить то, зачем мы сюда пришли.

Мы чувствовали печаль, смешанную с решимостью.

– Было приятно пообщаться с тобой в последние месяцы, – наконец сказала она, когда мы приблизились к той части пруда, где начали нашу прогулку. Там Пэллор и Эринис ждали нас, готовые расправить крылья.

– Какими бы разными мы ни были, было приятно погрузиться в воспоминания с тобой. Я надеюсь, если мы когда-нибудь увидимся с тобой в следующей жизни, мы встретимся такими, какими мы были раньше.

Как было в детстве.

Печаль нарастала: она пронизывала нас.

– Я тоже на это надеюсь, – ответил я.

Мы добрались до места, где начали прогулку. Мы посмотрели друг на друга и обменялись кивками. А затем повернулись. Она возвратилась к своему грозовому бичу, а я – к Пэллору. Мы снова взобрались на драконов, надели шлемы и опустили забрала. Никто из нас не колебался перед тем, как взмыть в воздух.

– Ты считаешь, что Атрей похож на тебя, – сказал Пауэр. – Что он готов прощать факты из-за чувств. Но что, если он не такой?

Холода, исходящего из открытых окон солнечной комнаты и впускающего внутрь ранний осенний бриз предрассветного света, вдруг стало достаточно для того, чтобы заставить меня задрожать, когда я взглянула на Пауэра. Он уже не отдыхал, вместо этого он схватился за обе ручки кресла и наклонился вперед. Когда небо снаружи стало еще светлее, черты его лица было проще разглядеть.

– Неужели я единственный, кто слушал его на уроках? Он человек, разделавшийся со всеми членами семьи драконорожденных до последнего мужчины, женщины и ребенка, включая тех, кто был его другом. Он погрузился в цивилизацию литературы, которую любил, и сейчас уничтожает ее, не позволяя ее ценностям разрушить его город. Атрей не следует своему сердцу. Он действует вопреки ему.

Самый важный протест, парадокс, который заставлял всю эту систему работать, слетел с моих губ:

– Однажды он спас жизнь Ли…

Пауэр щелкнул пальцами и наклонился еще ближе ко мне:

– По словам Ли. Которому было в это время около восьми, он наверняка не знал каллийского и был в шоке.

Он пожал плечами:

– Сама задай себе этот вопрос. Неужели мужчина, который руководил проектом полного истребления людей, действительно смог бы изменить свой курс лишь из-за того, что какой-то крысиный драконорожденный спустя десять лет заявил о том, что поддерживает его? Возможно. Или же он собирается использовать его в своих целях, а затем выбросить, как остальных? Тихо… безо всякой суеты. Подальше от тех, чья совесть болит.