Дарья Андриянова - Девятка

Толпа утихла. Я осторожно протиснулся в дверную щель – открыть дверь шире не получалось из-за давки – и вышел на улицу. Люди смотрели на меня, ожидая каких-то слов. Черта среди них я не видел – и то хорошо.

– Что вам всем надо? – спросил я.

– Нам нужна Садрин! – крикнул тот, что был ближе всех ко мне. Толпа тут же завопила и закричала.

Тот, что заговорил со мной – а как я понял, это их предводитель – поднял руку. Прошла последняя волна криков, плавно переходящая в редкие шепотки, а после толпа замолкла.

– Вы пришли от черта? – спросил я.

– Нет! – кричал предводитель мне в лицо. Видно, это чтобы его армия за спиной слышала слова. – Он раскрыл нам глаза, он рассказал нам правду!

Я поджал губы.

– Какую правду?

Надеюсь, не ту, о которой я подумал.

– Он сказал, что Садрин – великая лгунья! Она говорит неправду! Клеймить ее девятью клеймами!

– Да-а-а! – закричала толпа.

– Зиг, ты же нормальный мужик, – уже тише говорил предводитель. – Ну, отдай ты ее нам, ты же сам все прекрасно понимаешь.

Мне, если честно, как-то и все равно. Я бы и отдал. Но вот кто она такая? Если меня после этого вернут в Ньяд и отправят на суд Божий – я не согласен.

– А если не отдам?.. – тихо спросил я.

– Отправлю к черту, – так же тихо говорил предводитель.

Толпа совсем замерла, видно, чтоб слышать, о чем мы шепчемся.

– Он-то тебя перевоспитает, Зиг, он-то тебе глазки откроет.

Я почувствовал, как нечто твердое шибануло меня промеж лопаток.

– Ой-ой, прости, – сказала Садрин, закрывая за собой дверь. – Не стоило стоять так близко к двери.

Толпа заорала так, что мне пришлось зажать уши руками, чтоб не оглохнуть. Женщина стояла ровно, выслушивая всю грязь, которой ее поливали.

– Позовете, когда накричитесь, – сказала она и развернулась.

Предводитель оттолкнул меня в сторону, я едва устоял на ногах. Он схватил девушку за руку и потянул на себя. Садрин не растерялась, страха не показала. Нет, она с вызовом смотрела на предводителя, отступила от него на шаг и выпрямилась.

– Вами овладела тьма. Вы не ведаете, что творите.

Ой-ой, сейчас опять начнутся ее пафосные показушные речи.

– Ты можешь опровергнуть его слова, женщина? – последнее слово он презрительно выплюнул.

– У меня есть светлое знание, данное мне свыше. Все будут судимы по их поступкам, но не по деньгам. Ведь деньги – это алкеонское. Там денег нет, и роли они не играют.

– Но как же? – спросил мужик. – Если человек богатый, соответственно, ему будет комфортно жить так же и после смерти. Если он девятка, то он привык работать, и не работать уже не сможет.

Сможет.

– Ваш черт заморочил вам голову, – ответила Садрин, все сильнее приосаниваясь. Совсем другая, не то, что дома – ленивая неряха.

– Я ли им голову заморочил, святая?

Все замолчали. Толпа выстроилась коридором, и у меня создалось впечатление, будто где-то я это уже видел. В конце этого коридора стоял черт. Он был одет в черное – в балахон, точь-в-точь такой же, какой он носил до воплощения в человека. Он начал медленно подходить к нам. Шагал раскрепощенно, но медленно. Его взгляд больше не был мягким. Он смотрел на Садрин с презрительной улыбкой и злыми искорками в глазах. Его трудно было узнать.

Садрин освободила руку от хватки предводителя и ступила вперед.

– Черт…

– Зови меня Фетаад, – перебил искуситель.

Я понял, что намечается нечто страшное.

– Фетаад, что ты творишь? – спросила Садрин. Она пошла ему навстречу.

– А ты не видишь? – искуситель положил руки на плечи Садрин и приблизил лицо к ее лицу. Глаза горели как в лихорадке, но женщина оставалась спокойной. – Я раскрываю людям глаза, святая.

– Какая тебе с этого выгода? Ты что, решил разрушить мир?

– Разрушить? Мир?

Черт отпустил женские плечи и рассмеялся. Это был холодящий, мертвый смех. Так бы смеялся ангел, но не черт с мягким взглядом.

– Мне нет дела до этого мира! – сквозь смех сказал он. – Какой смысл разрушать то, что уже разрушено, женщина?! Или ты считаешь, что я не прав?

Кому-то в толпе стало плохо – он потерял сознание. Народ тут же кинулся оказывать помощь.

– Ты не был таким при нашей предыдущей встрече, – сказала Садрин. – Ты казался мне адекватным.

– Я не был собой. А теперь… теперь все иначе. Ведь так? – он посмотрел на меня.

Странно, но мне на мгновение показалось, что он грустен, как никогда.

– Нет, – глухо сказал я. – Изменился только ты.

Искуситель фыркнул и отвернулся.