Ричард Морган - Темные ущелья [litres]

Такая вот кавалерия из трех с лишним сотен наемных степных кочевников.

Едва ли это можно было назвать тем богатством, той добычей, которую обещала их миссия, и уж подавно – возвращением с триумфом. Но в пору войны и нужды, пожалуй, такой подарок не был слишком уж незначительным, чтобы не прихватить его, возвращаясь домой.

Ну что есть – то есть. А Джирал пусть ворчит и ноет, сколько ему захочется.

Она еще раз пожала руку Хану, пробормотала положенные слова прощания и добрые пожелания. Потом вскочила на лошадь и развернула ее к югу. Канан Шент и остальные гвардейцы без единого слова построились с флангов. Морпехи чуть менее ловко направили своих скакунов в ту же сторону. Арчет еще раз кивнула легату, наклонилась и, тихонько цокнув языком, пустила лошадь ровной рысью по дороге.

Когда полукровка проезжала мимо выстроившихся на обочинах скаранаков, каждый из мужчин слева и справа бил себя кулаком в грудь и склонял голову.

А потом следовал за нею.

Марнак согласился ехать до самого брода. Он должен был проследить за новыми людьми, когда они прибудут, убедиться, чтобы они плавно влились в существующие ряды. На этот отрезок пути должна была уйти пара дней, и ему не помешало бы провести какое-то время вдали от дома. Эршал и шаман умерли слишком недавно, он был слишком тесно замешан в том, что случилось. Несмотря на его дружбу с Ульной Возрожденной, в лагере царило определенное напряжение, и от слухов, что после гибели Эршала некоторые скотовладельцы собираются выдвинуть его на пост вождя, оно ничуть не ослабевало.

– Мне это на хрен не надо, – ворчал Железный Лоб. – Если я буду держаться подальше, может, они поймут намек.

Она усмехнулась.

– Или ты вернешься и обнаружишь, что уже коронован. Лидерство преследует тебя, Железный Лоб. Я же говорила: беги со мной на юг, пока есть такая возможность.

– А я тебе говорил, что мне надоело сражаться на чужих войнах. Это игра для идиотов юнцов.

Он неоднократно отказывался от ее предложения о новом имперском назначении и командовании, но можно было сказать, что более чем наполовину ему хочется поехать. По большей части он ехал молча, время от времени удаляясь, чтобы заняться каким-нибудь незначительным вопросом дисциплины в рядах скаранаков, но когда заговаривал с ней, то все время вспоминал о своем пребывании на юге. Разбирал сражения с Чешуйчатым народом, в которых они оба участвовали, помянул ее отца добрым словом, поведал о приключениях и о том, как несколько раз едва не погиб, – и почти всегда оказывалось, что и Драконья Погибель принимал в этом участие.

Разговоры об Эгаре и Флараднаме причиняли Арчет гораздо меньше боли, чем она ожидала. Прошлое, казалось, теряло свою способность ее ранить. В ней было слишком много жажды будущего.

«Ишгрим… ну и оттрахаю я тебя, стоит мне войти в дверь».

Через несколько часов пути, когда Марнак опять удалился в один из своих дисциплинарных выездов, с ней поравнялся Илмар Каптал.

– Моя госпожа?

Она искоса посмотрела на бывшего сутенера. С его рук уже сняли бинты, но левый глаз и верхняя часть лица все еще были скрыты. Арчет попыталась забыть, как он выглядел, когда впервые поднялся на ноги посреди степи и окликнул ее. В объятиях призрака плоть прогорела и растаяла, одна скула торчала, как конец балки из руин сожженной лачуги, а глаз над ней превратился в окровавленное слепое желе. От ушей остались бугорки, от рук – почерневшие лапы с местами просвечивающей синевато-бледной костью. Одну щеку разъело до самой челюсти, и в дыре скалились зубы. Горло расплавилось до самой грудной клетки, ребер, трахеи и прочих внутренностей.

Арчет увидела, как в этом кровавом месиве бегают серебристые паучки, и поспешно отвела взгляд. На глаза ей попался обгоревший, лишенный кожи труп лошади, на которой он ехал.

«Ты все еще жив?» – выпалила она.

«Это очевидно, – ответил Каптал. Впрочем, прозвучало не очень уверенно. В изувеченном горле шипело и клокотало, уцелевший глаз смотрел с отчаянием. – Вы должны прикрыть мои раны. Нельзя, чтобы меня увидели таким. Прошу вас».

Она сделала все, что могла. Отрезала куски ткани, самые мягкие, какие нашлись, от рубашки и штанов Эршала, а в конце концов воспользовалась и рукавами собственной блузы. Забинтовала ему руки, болезненно думая о тех временах, когда пальцы, обожженные драконьим ядом, после такого безнадежного лечения срастались в искалеченные лапы. Она перевязала ему голову целиком, оставив щель по диагонали, чтобы он мог видеть уцелевшим глазом.