Антон Демченко: Пепельный рассвет [litres]

Жухлая серо-рыжая трава ходила волнами под порывами иссушающего ветра, а когда тот стихал, замирала в неподвижности, и над долиной вновь поднималось мутное марево дрожащего от жара воздуха, щедро сдобренное оседающей на землю вездесущей серой пылью, колкой, неприятно раздражающей любое живое существо. Наверное, именно поэтому таковых здесь давно уже не бывало. Даже искаженные Тьмой твари обходили стороной это мертвое место, раскинувшееся в предгорьях безымянного хребта, чуть ли не в самом центре Проклятых Пустошей.

Но сейчас здесь что-то изменилось. В безветренной тишине отчетливо слышался шорох камней, мерный стук и чуть приглушенный звук шагов. Медленных, но уверенных.

Путник шел через долину, опираясь на длинный посох, не скрываясь и не торопясь, словно и не находился в глубине пугающих всякого разумного Пустошей, а гулял по императорскому парку Нойгарда. И если спокойствие пересекающего долину человека можно было списать на опыт ходока, привычного к прогулкам по Искаженным землям, то неторопливый шаг и отсутствие какой-либо настороженности в движениях выбивались из ряда вон. Даже самые опытные и знающие специалисты по охоте на темных тварей не могут позволить себе такое беспечное поведение в Пустошах. Но этому человеку, очевидно, было плевать на возможные опасности. Он продолжал идти вперед, опираясь на звонко бьющий в землю посох и поднимая за собой целые облака серой пыли, словно вообще не боялся привлечь внимание возможных обитателей здешних мест… А ведь он не мог не понимать, что если даже сама долина пуста, то окружающие ее холмы предгорий полны порождений Тьмы, способных похвастаться не только хорошим слухом, нюхом на «дичь», но и великолепным зрением, позволяющим легко заметить одинокую фигуру, бредущую по поросшей ломкой травой долине.

Раздавшийся где-то за спиной путника вой эхом ударился о камень скал и, заметавшись в холмах, удвоился, утроился… Бредни, самые распространенные жители Искаженных земель, оказались первыми из обитателей предгорий, увидевших потенциальную добычу. И они постарались тут же ее «застолбить», угрожающим воем предостерегая возможных конкурентов от попыток встрять в их охоту.

Услышав леденящий душу вой, путник замер на месте и… растянул губы в белозубой улыбке, довольно дико смотревшейся на припорошенном серой пылью лице, резкие, но не грубые черты которого, казалось, были высечены из камня. А предвкушение, мелькнувшее в сияющих глубокой синевой глазах, любому разумному наблюдателю показалось бы и вовсе не уместным. Оглядевшись по сторонам и чему-то довольно кивнув, человек положил на землю свой набитый под завязку заплечник и, скинув не по погоде теплую, блестящую хорошо выделанным мехом куртку, бросил ее поверх своей ноши. Оставшись лишь в просторной рубахе из беленого льна и кожаных штанах, он уверенно топнул каблуком сапога по земле, перехватил двумя руками посох и, вскинув голову к небу, неожиданно завыл в ответ, да так, что вмиг заглушил голоса бредней. Минутное молчание было ему ответом, а потом из-за ближайших холмов выметнулась стая принявших вызов темных тварей и, не сбавляя хода, устремились прямиком на путника.

Черный посох щелкнул, провернувшись в руках изготовившегося к бою человека, и, блеснув невесть откуда взявшимся листовидным клинком, с ходу вонзился в пасть летящего на него вожака бредней. Хрип, визг и разлетающиеся в стороны капли черной смрадной крови заставили искаженных Тьмой псов притормозить, чтобы не оказаться сбитыми мертвым телом, кувырком полетевшим им под ноги. Прянув в стороны, вызванные на бой твари закрутили привычную карусель, раздергивая внимание путника. Привычная тактика. Вот один из бредней рванул вперед и тут же отскочил, едва избежав удара пятой превратившегося в копье посоха, а следом за ним и другой, раззявив вонючую пасть, бросился на обороняющегося двуногого… тяжело захрипев, рухнул мордой в траву, пятная ее кровью из распоротого брюха. Почуяв отвратительную вонь вывалившихся на землю сизых потрохов, бредни словно взбесились, и долина потонула в вое и рычании мечущихся тварей, пытающихся достать верткого двуногого противника, который так легко и, кажется, даже лениво отмахивался от них своим странным копьем. Вот только после каждого его, кажущегося таким небрежным, взмаха твари одна за другой выбывали из боя, отлетали кувырком и замирали в неподвижности или просто падали на месте как подрубленные и больше уже не поднимались. Последнего, девятого бредня путник насадил на широкий клинок своего копья-посоха и, перекинув пса через себя, впечатал в землю. Тварь конвульсивно дернулась и застыла, вперив взгляд остекленевших глаз в бескрайнюю синеву неба.